Фантомный бес. Александр Кацура
суток на сборы?
– Хватит, – сказал Локкарт.
– Отлично. Через два дня мы отправим вас и еще несколько дипломатов поездом к финляндской границе. На той стороне вас будет ожидать другой поезд.
– Понимаю. Мне этот путь более-менее знаком.
– У меня к вам личная просьба: не замышляйте больше козней против Советской республики.
– Против России? Я и не замышлял. Я действительно люблю эту страну. Говоря другими словами, в великую будущность России я верю. Быть может, не сегодня. И не завтра. Но рано или поздно.
– Будем надеяться, – сказал Петерс.
Мура сдержанно улыбнулась.
Спустя пару дней шведский консул на своей машине повез Локкарта на вокзал. Мура тоже поехала – проводить.
Поезд для высылаемых иностранцев стоял в стороне от перрона, и они долго ковыляли по шпалам до дальней ветки. День был холодный. Мура была простужена и куталась в длинное тяжелое пальто.
– До свидания, Мура, – сказал Локкарт, – я не забуду того, что ты для меня сделала.
Ей хотелось упасть к нему на грудь, застонать, даже завыть. Но она вспомнила, что она – сильная женщина. И она сказала коротко слегка простуженным, низким голосом:
– Я не смогу без тебя. Но я выдержу.
– Девочка моя! Кто знает, как это все повернется? – Он нежно коснулся рукой ее щеки. А потом сказал тихим, но каким-то обжигающим шепотом: – Как только сможешь, уезжай отсюда. Россия – обречена. России скоро не будет. Будут голод, холод и кровь. И это надолго.
– Я это и сама знаю, – глухо сказала она.
Ей хотелось еще добавить: «Куда мне ехать? Это ты уезжаешь к жене, к семье своей, в свою спокойную, благополучную страну. А мне ехать некуда. Даже к моим детям меня не пустят». Но она ничего не добавила, только сурово сжала губы.
Через месяц по делу о «Заговоре трех послов» британский подданный Роберт Брюс Локкарт был приговорен в Советской республике к расстрелу. Заочно.
«Я ехала домой, я думала о вас»
Быстро промчался еще месяц. Из квартиры в Хлебном Муру бесцеремонно выперли, жить было негде, к тому же она опасалась повторного ареста. Впрочем, в этом была какая-то туманная странность. Ибо одни из московских ее знакомых полагали, что она теперь чуть ли не подруга всесильного Петерса, в то время как другие шептали, что чекисты спят и видят, как бы вновь засунуть ее в подвал. И там, вдоволь поиздевавшись, пристрелить. И Мура бежала в Питер. Именно бежала. С трудом раздобыла билет и спряталась среди набивших вагон мешочников. Когда колеса застучали, она слегка успокоилась. Дело в том, что Северная столица была ей ближе и родней.
Она собиралась вновь нарушить покой милейшего Прохора Степановича. Но, выйдя из вокзала на Невский, почти сразу наткнулась на генерала Александра Александровича Мосолова. Он удивленно глянул на нее, затем широко расставил руки и обнял. Он был в штатском, но по-прежнему прямой и статный, гордо несущий голову. Уже после первых восклицаний он понял, что Муре некуда приткнуться, и любезно предложил ей остановиться у него. Большую его квартиру, разумеется, уплотнили, но