Смерть отца. Наоми Френкель
как дурак, я уйду отсюда.
– Ну и уходи, пожалуйста, – смягчает свой голос Бартоломеус.
Иоанна поворачивается спиной к этому наглецу, и отходит к раздаточному окошку. Около двери, за которой исчез Нанте Дудль, – свободное место: стол в темном углу, на котором посверкивает единственный пустой стакан. Иоанна чувствует себя несчастной – из-за неловкости своих движений, из-за своей жизни, из-за собственных повадок, из-за смеха этого глупца. Зачем ей надо было отрываться от своих товарищей и вот прийти эту мрачную пещеру? Из раздаточного окошка доносится старческий надтреснутый голос, поющий песенку:
В небеса взлетел жучок,
Повернись-ка на бочок.
На войну ушел отец твой,
Грустным будет твое детство.
Мать не вышла из долины.
В Померании руины.
В небеса взлетел жучок,
Повернись-ка на бочок.
Иоанна заглядывает в кухню. Морщинистая седая старуха напевает ребенку.
– Сядь, – слышен голос за спиной Иоанны.
Это Бартоломеус шел за ней следом. Иоанна не отвечает, лишь поднимает задиристо голову – доказать, что для нее этот мальчишка – пустое место.
– Сядь, – повторяет первенец Нанте и Каролины, – тебе же надо ждать моего отца.
– Ну так что?
– А то, что тебе надо сесть. Если он пошел за графом, то не так скоро вернется.
– Но дело срочное, и я должна уйти отсюда! – нетерпеливо вскрикивает Иоанна.
– Нечего кричать, – отвечает Бартоломеус, – ты должна сесть и спокойно ждать. У моего отца нет ничего более важного и срочного, чем беседа со своим графом.
Бартоломеус присаживается и смотрит на Иоанну, подпирая лицо ладонями. Выхода нет, и она садится напротив него. Молчание, подобно камню, застывает между ними.
– Все эти люди здесь, у вас, очень странные, – прерывает Иоанна молчание.
– Да, – подтверждает первенец, – странные. Мой отец коллекционирует странных людей, как я коллекционирую марки.
– Правда? – удивляется Иоанна толстяку, который оттеснил ее от стойки. – Что это за тип?
– Этот? Это – питон, – говорит первенец и, видя у собеседницы явно подозрительный взгляд, торопится объяснить:
– Это тот, который умеет чревовещать. В юности он чревовещал со сцены в развлекательных выступлениях, а теперь он толкает речи на праздниках, предвыборных партийных собраниях, которые его заказывают. Скажи, за какую партию вы голосуете там, в вашем Движении?
– Мы ни за кого, – отвечает Иоанна надменно, – мы вообще не голосуем, мы не вмешиваемся во внутреннюю политику Германии. Но мы так же…
– Опять «еще» и «так же», – прыснул первенец, явно получая удовольствие.
– Ты снова начинаешь?
– Нет-нет. Чего нам ссориться? Погляди, эти, там, – парень показывает на выстраивающихся в ряд мужчин, собирающихся покинуть ресторан.
– А этот, там, – Иоанна чуть приближается к собеседнику и шепчет, – карлик среди высоких мужчин, тот, которого называют граф Кокс, он действительно граф?
–