Это смертное тело. Элизабет Джордж
Гордон проводил ее взглядом. Он знал, что пройдет немного времени, и она вернется. Скоро обед, а Тесс не из тех собак, что пропускают трапезу.
Гордон шел вперед и, не позволяя своему уму пребывать в праздности, мысленно называл деревья. Он изучал Нью-Форест с тех самых пор, как приехал в Хэмпшир, и через десять лет знал заповедник, его особенности, его родословную лучше местных жителей.
Спустя несколько минут он уселся на ствол срубленной ольхи неподалеку от падубовой рощи. Солнце просвечивало сквозь ветви деревьев, пятнами ложилось на рыхлую почву, за долгие годы превратившуюся в естественный компост. Гордон продолжал мысленно называть породы деревьев, затем перешел на травянистые растения. Но их здесь было мало, потому что в лес приходили питаться пони, ослы и лани. В апреле и в мае они, должно быть, устроили здесь пиршество и обглодали молодые папоротники, после чего перешли на цветы, побеги ольхи и ежевику. Животные словно бросали Гордону вызов, заставляя его задумываться над своими повадками, но в то же время облегчали ему задачу: они так обработали ландшафт, что идти под деревьями стало просто, не было нужды пробивать себе дорогу сквозь кустарник.
Гордон услышал собачий лай и встрепенулся. Он не почувствовал тревоги – судя по лаю, Тесс ничто не угрожало. Напротив, это было радостное тявканье. Таким голосом она приветствовала друга или брошенную в пруд палку. Гордон поднялся и посмотрел в ту сторону, откуда послышался лай. Звук все приближался, и вместе с лаем он услышал голос, женский голос, а вскоре увидел саму женщину, появившуюся под деревьями.
Поначалу он ее не узнал, поскольку она переоделась. Летнее платье, соломенная шляпа и сандалии уступили место брюкам цвета хаки и рубашке с короткими рукавами. Очки на ней были все те же (Гордон тоже был в очках, потому что солнце светило ярко), а обувь оказалась совершенно неподходящей. Вместо сандалий она надела веллингтоны[4] – очень странный выбор для летней прогулки, разве что женщина собиралась ходить по болоту.
Она заговорила первой:
– По-моему, эта собака мне уже знакома. Она очаровательна.
Гордон мог бы подумать, что женщина проследовала за ним до Лонгслейд-Боттома и леса Хинчелси, если бы не тот очевидный факт, что здесь она очутилась раньше его. Они шли с разных сторон. К людям он относился с подозрением, однако не хотел быть параноиком.
– Вы – та женщина, что искала пруд Моне.
– Я его нашла, – ответила она, – Правда, прежде попала на коровье пастбище.
– Разумеется, – хмыкнул Гордон.
Женщина наклонила голову. Ее волосы снова сверкнули, как тогда у дома. «Уж не засунула ли она в них искры?» – глупо подумал он. Ему еще не приходилось видеть такие блестящие волосы.
– Разумеется? – повторила она.
– Ну, – медленно ответил он, – я же видел, куда вы свернули.
– Вот как? Вы смотрели на меня с крыши? Надеюсь, вы не смеялись. Это было бы слишком жестоко.
– Нет, –
Высокие кожаные сапоги, спереди прикрывают колено.