Отроческие годы Пушкина. Василий Авенариус
Отцы семейств вырываются из объятий супруг и детей, чтобы спешить, куда зовет их отечество. Недоумение, любопытство, страх и надежда влекут граждан шумными толпами на великую площадь…»
Профессор движением руки остановил маленького декламатора.
– Начало, конечно, кому не известно, – сказал он. – А помните ли вы художественное описание появления Марфы среди народа?
– «Еще продолжается молчание, – не задумываясь, задекламировал опять Пушкин. – Чиновники и граждане в изумлении. Вдруг колеблются толпы народные, и громко раздаются восклицания: „Марфа, Марфа!“ Она входит на железные ступени тихо и величаво; взирает на бесчисленное собрание граждан и безмолвствует… Важность и скорбь видны на бледном лице ее…»
Пушкин, как следует, на минуту здесь замолк, чтобы дать слушателям вглядеться в воссозданную им перед их внутренним взором картину.
– Вот это музыка слов, истинная поэзия, хотя и в прозаической форме! – воскликнул граф Разумовский. – Память у вас довольно счастливая, надо сознаться, и читаете вы весьма и весьма сносно.
– Не позволите ли, ваше сиятельство, перейти к грамматике? – обратился к нему экзаменатор.
– Извольте.
– Пожалуйте-ка, молодой человек, к доске.
Пушкин подошел к саженной доске и вооружился мелом.
– Вы, как юнец, отдавали только что предпочтение перед маститым нашим поэтом-исполином Державиным юному поколению поэтов, не достойных подвязывать и ремни на сандалиях его. Я продиктую вам такие перлы его музы, каких вы ни у кого из иных прочих со свечой не сыщете. Пишите:
Спустил седой Борей Эола
С цепей чугунных из пещер…
– Я и так знаю, – подхватил мальчик, —
Ужасны крылья расширяя,
Махнул по свету богатырь…
Стихи звучные, но все-таки, по моему мнению…
– Вашего мнения не спрашивают! Извольте писать!
Александр крупным детским почерком, косым и небрежным, живо исписал всю доску сверху донизу четырьмя приведенными строками.
– В правописании вы слабы, – заметил профессор и указал пять-шесть орфографических ошибок, после чего задал еще несколько грамматических вопросов. Ответы точно так же были довольно сбивчивы и нетверды.
Между тем директор Малиновский, как видел издали Пушкин, наклонился с просительной миной к министру, и тот, кивнув головой, громко объявил:
– Начитанность ваша отчасти вас еще выручает. Посмотрим, каковы ваши познания в иностранных языках. Начнем с немецкого.
Пушкин оторопел.
– Нельзя ли мне отвечать из одного французского?..
– А немецкого вы, значит, совсем не знаете?
– Совсем! – брякнул он, чтобы только поскорее развязаться.
– Гм… И читать даже не умеете?
– Читать, конечно, умею.
– Так вот прочтите.
Мальчик из поданной ему немецкой книжки прочел довольно бегло несколько строк.
– Ну, этого на первый раз, пожалуй, и достаточно, – смилостивился министр и отнесся по-французски