«…Ñын Музы, Ðполлонов избранник…». Статьи, ÑÑÑе, заметки о личноÑти и творчеÑтве Ð. С. Пушкина. Коллектив авторов
и в других своих «маленьких трагедиях» Пушкин в «Скупом рыцаре» изображает чужеземную жизнь прошедших времен.
Но не оной лишь верностью и художественностью воссоздания чужой эпохи замечательно произведение Пушкина, но – гораздо больше – переоценкой скупости, как страсти. Спокон века видели в этой страсти низменный, достойный презрения и насмешки порок, а в скупом – комическую фигуру. Таковы классические скупцы Плавта{92}, Мольера{93}, потом Плюшкин и, еще совсем недавно у Кнута Гамсуна в «Игре жизни»{94}.
Сам Пушкин был чужд скупости (в этом отношении он – настоящий Альбер), но Пушкин знал по себе силу страстей, и какая в их силе грозит опасность душе человека.
Человек, охваченный их пламенем – персонаж не комедии, а трагедии. И Пушкин пишет трагедию скупости.
Мало того, что в его Бароне нет ничего смешного, Пушкин сохранил за ним – и с полным правом – его благородное звание «рыцаря»: вспомним, – первоначальное заглавие было просто «Скупой», но поэт им не удовлетворился и прибавил: «Рыцарь» – «Скупой Рыцарь».
В Плюшкине человек под действием разрушительной страсти сгнил, истлел, превратился в «прореху на человечестве». В бароне человек сгорает, как горит больной в жару. Кто же станет смеяться над таким заживо сгорающим? Барон остался рыцарем во всем, что не касается его страсти: он верный и преданный своему сюзерену вассал; он болезненно чуток к оскорблению чести, не прощая этого даже сыну.
И к предмету своей страсти – золоту – он относится вовсе не так, как думает о нем сын Альбер: «О, мой отец, не слуг и не друзей в них (деньгах) видит, а господ; и сам им служит… как алжирский раб, как пес цепной…»
В том-то и дело, что Барон – не раб, не сторож своего золота: он – поэт золота и маньяк власти! Он «копит злато» для мирового владычества: оно даст ему то, для чего сейчас у него нет сил и данных, – оно все ему покорит – воздвигнутся чертоги, сбегутся нимфы, музы дань принесут, поработится вольный гений, добродетель и труд смиренно будут ждать награды, окровавленное убийство послушно будет лизать руку властелина, заглядывая ему в глаза…
Мне все подвластно, я же – ничему. Ведь и Книгопродавец рекомендовал Поэту: «копите злато до конца» – для свободы.[53] Барон – поэт этой мировой силы и тех возможностей, какие она в себе заключает.
И с него «довольно сего сознания». Это только пошляк (т. е. абсолютная противоположность поэту) копит богатство, чтобы впоследствии наслаждаться всеми видами наслаждений, это Чичиков, сейчас обворовывающий казну, чтобы потом жить «нравственной» жизнью, сейчас ограничивающий свои потребности, чтобы зато потом носить голландские рубашки.
Для Барона сундуки, хранящие его золото, – «священные сосуды», а само оно – «елей царский», и он, его жрец, не совершит этого святотатства: он грязь этим елеем царским не напоит…
Чтобы резче оттенить эту поэзию, эту мистику золота, рядом с Бароном выведен другой скупой, но уже не рыцарь, не поэт, а сама гроза –
Тит Макций Плавт (ок. 254 до н. э. – 184 до н. э.) – римский драматург, комедиограф. Герой комедии Плавта «Клад» старик Эвклион – один из первых представителей типа скупца в мировой литературе.
Мольер Жан-Батист Поклен (1622-673) – французский драматург. Имеется в виду Гарпагон – персонаж его комедия «Скупой» (1668).
Кнут Гамсун (1859 – 1952) – норвежский писатель, драматург, лауреат Нобелевской премии по литературе. В пьесе «Игра жизни» (1896 г.) тема скупости связана с образом г-на Отермана.
Имеется в виду стихотворение А. С. Пушкина «Разговор книгопродавца с поэтом» (1824), где Книгопродавец дает Поэту следующий совет: