Заклятые пирамиды. Антон Орлов
из него с вонючим липким потом и помутневшей мочой, но так и не оказало должного воздействия. Ему бы догадаться еще тогда, что он заправский амулетчик не хуже вагоновожатых, но он решил, что все дело в замечательной бусине. Казалось странным, что никто не интересовался, куда он подевал украденные артефакты, только стыдили, что без спросу взял деньги.
Впрочем, Фронгеда знала, что эти амулеты не представляют почти никакой ценности – завалявшиеся безделки, разве что отдать их воспитаннику вместе со старой шкатулкой, пусть играет. Она о них даже не вспоминала, переживая из-за того, что Дирвен так ужасно с ней поступил.
Сбежать из приюта ему удалось с месяц назад. Стащив на рынке сухарей, леденцов и копченую курицу – в этом ему помог бронзовый кругляш с хитрым ликом Ланки, бога воров и торговцев, – он добрался перелесками до Бегоны и двинул на заграничную сторону, понадеявшись на «Удачу водоплавателей». Так и закоченел бы возле берега в ледяной воде, если б случившийся рядом маг его не вытащил.
Больше его не вернут в приют и не будут пичкать мерзкими снадобьями, от которых другие становились похожи на дрессированных собачонок, прилежно выполняющих команды. Дирвен отправится с учителем в южную страну Ларвезу, а потом, когда ему исполнится двадцать (если появишься в Овдабе до совершеннолетия, там опять захотят позаботиться о твоем «детском счастье»), приедет за мамой, чтобы забрать ее с собой.
Засыпая поздно вечером в пахнущей старыми одеялами комнатушке на приморском постоялом дворе, он представлял себе, что сидит в кабине подходящего к перрону поезда с роскошной драконьей мордой спереди. Он теперь не кто-нибудь – амулетчик-вагоновожатый! А мама случайно там оказалась, потому что проходила мимо. И она его сначала не узнала, а потом узнала и обрадовалась, и они вместе поехали жить в Ларвезу, чтобы никогда больше не разлучаться…
Мир Сонхи
Зинта решила, что поменяет свою судьбу на что угодно другое – и дальше будь что будет.
Утром ее разбудили воодушевленные выкрики, доносившиеся с пустыря за домом:
– Я говорю «нет» индивидуализму! Я говорю «нет» индивидуализму! Я говорю «нет» индивидуализму!..
Сосед с первого этажа, чтец-просветитель из Отдела Добромыслия при городской Управе. С первыми лучами солнца он выходил на пустырь в рубахе навыпуск и тренировочных шароварах, с непокрытой седеющей головой, и делал нехитрую гимнастику, перед тем как отправиться на службу. Почтенный человек. Но все же Зинта сердито подумала, что проорать свое «нет» индивидуализму можно было бы и не у нее под окнами.
Улгер болезненно морщился и прятал голову под подушкой, но глаз так и не открыл. Его все еще привлекательное, хотя и несколько обрюзгшее лицо даже во сне выглядело страдающим. А Зинте все равно пора вставать, ей предстоял обход пациентов – беготня по всему городу.
Они с Улгером по-прежнему делили кровать с потускневшими шарами на столбиках, хотя близости между ними не было уже больше года. Табачного цвета