Гарики предпоследние. Штрихи к портрету (сборник). Игорь Губерман

      Боюсь неясных близких бед,

      мой мутный страх – невыразим,

      но жил не зря я столько лет

      и, что важнее, – столько зим.

      Я предавался сладострастью,

      я пил с азартом алкаша,

      и, слава Богу, только властью

      меня мой бес не искушал.

      Меняюсь я быстро и просто:

      созвучно с душевным настроем

      сегодня я дряхлый и толстый,

      а завтра я крепок и строен.

      Меня томит и ждет лекарства

      здоровью пагубная бедность,

      а в интересах государства —

      платить согражданам за вредность.

      Для пробы сил и променада,

      беспечный умственный урод,

      я очень часто знал, как надо,

      но поступал наоборот.

      Идеям о праведной жизни назло, —

      я думал, куря после ужина, —

      заслуженно мне никогда не везло,

      но часто везло незаслуженно.

      Сам себе не являя загадки,

      от себя не стремлюсь я укрыться:

      если знаешь свои недостатки,

      с ними легче и проще мириться.

      Я ушел от назойливых дел,

      погрузился в уют обывательства,

      много больше достиг, чем хотел,

      и плачевны мои обстоятельства.

      Я к новой личности ко всякой

      тянусь, учуяв запах новый,

      я в жизни прошлой был собакой,

      был беспородный пес дворовый.

      Я в неге содержу себя и в холе,

      душа невозмутима, как лицо,

      а призраку высоких меланхолий

      я миску выставляю на крыльцо.

      Вновь я сигарету закурил,

      с жалостью подумавши о том,

      как нам не хватает пары крыл —

      я бы помахал, проветря дом.

      Творя поступки опрометчиво,

      слепцом я был, ума лишенным,

      а после делать было нечего,

      и я гордился совершенным.

      Глупость жуткую я допустил,

      и теперь моя песня допета:

      я, живя, то гулял, то грустил,

      но нельзя было смешивать это.

      Спокойно, вдумчиво, подробно

      я проживаю день за днем

      и, Прометею неподобно,

      лишь со своим шучу огнем.

      Напичкан я различной скверной,

      изрядно этим дорожа:

      я ценен Богу службой верной,

      собой таким Ему служа.

      Я тащусь от чудес и загадок,

      обожаю любые игрушки,

      для меня упоительно сладок

      запах розы и прочей петрушки.

      В дар за опрометчивую смелость

      полностью довериться удаче,

      всё со мной случалось, как хотелось, —

      даже если было все иначе.

      Уже весьма дыряв

      челнок мой утлый,

      а воду я черпаю – решетом,

      зато укрыт я небом, как зонтом,

      и ветер в голове моей – попутный.

      Судьба не скупилась на пряник,

      но била за это – втройне,

      и