Гарики предпоследние. Штрихи к портрету (сборник). Игорь Губерман

      Бездарность – отнюдь не болото,

      в ней тайная есть устремленность,

      она выбирает кого-то

      и мстит за свою обделенность.

      Светится душевное величие

      в миг, когда гримасой и смешком

      личность проявляет безразличие

      к выгоде с заведомым душком.

      Когда б не запахи и краски,

      когда б не звук виолончели,

      когда б не бабушкины сказки —

      давно бы мы осволочели.

      В зыбком облаке марева мутного

      суетливо катящихся дней

      то, что вечно, слабее минутного

      и его различить тяжелей.

      Так жаждем веры мы, что благо —

      любая искра в поле мглистом,

      и тяжела душе отвага

      оставить разум атеистом.

      Готовность жить умом чужим

      и поступать по чьей-то воле —

      одна из дьявольских пружин

      в устройствах гибели и боли.

      Мы так то ранимы, то ломки,

      что горестно думаю я:

      душа не чужая – потемки,

      потемки – родная своя.

      До мудрых мыслей домолчаться,

      чтоб восхитилась мной эпоха,

      всегда мешают домочадцы

      или зашедший выпивоха.

      В воздухе клубится,

      словно в чаше,

      дух былых эпох, и поневоле

      впитывают с детства души наши

      это излучающее поле.

      Все трое – Бог, эпоха, случай —

      играют в карты – не иначе,

      и то висят над нами тучей,

      то сыпят блестками удачи.

      У нас полно разумных доводов,

      из фактов яркий винегрет,

      и много чисто личных поводов,

      чтобы в любой поверить бред.

      Опиум вдыхает наркоман,

      водкой душу пьяница полощет,

      я приемлю с радостью обман,

      если от него светлей и проще.

      В нашем человеческом семействе,

      в нашей беспорядочной игре

      гений проявляется в злодействе

      ярче и полнее, чем в добре.

      Тяжко жить нам как раз потому,

      что возводим глаза к небесам,

      а помочь может Бог лишь тому,

      кто способен помочь себе сам.

      Когда повсюду страх витает

      и нрав у времени жесток,

      со слабых душ легко слетает

      культуры фиговый листок.

      Вряд ли в нашем разуме на дне —

      мыслей прихотливые изыски,

      там, боюсь я, плавают в вине

      книжные окурки и огрызки.

      Рассекая житейское море,

      тратить силы не стоит напрасно;

      если вовсе не думать, то вскоре

      все на свете становится ясно.

      Быть может, потому душевно чист

      и линию судьбы своей нашел,

      что я высокой пробы эгоист —

      мне плохо, где вокруг нехорошо.

      Не зря про это спорят бесконечно:

      послушная