Фатум. Том шестой Форт Росс. Андрей Леонардович Воронов-Оренбургский
дымом кост-ров зверовщиков, что стерегутся налёту диких, а густым и важным, который манит путника заглянуть на огонек и неторопливо испить душистого чайку.
Иван Александрович невольно сглотнул слюну, когда за дровяным складом неуловимо пахнуло ароматом подового хлеба. Пахло скорее морским ветром, йодом и рыбой, а он ясно ловил запах теплого хлеба, только что испеченного на поду68 русской печи.
«Вот он, рай на земле! Вот она, благодать Божья!..» Уж кто другой, а Кусков знал цену запахам обустроенного жилья. Знал цену и слезам зверобоев, когда они, по году и более не видевшие бани и горячей лепешки, возвращались в родные места. Как радовались они любому знаку: брошенному ли за ненадобностью куску парусины или скомканному листу порыжевшей бумаги, как прижимали его к груди, рассматривали и хохотали от счастья, что сумели дойти, выжить в диких пустынях, не умерев от голода или стрел свирепых дикарей; как они по-детски радовались горячей воде и мылу, брили ножами бороды и смеялись: «лица босые ешо Петр Ляксеич в моду ввел. Бройся, мужики, не жалей мох под носом, новый взойдет!»
У южной сторожевой башни Кусков придержал шаг, кивнув часовому, и потрепал по густому загривку подбежавшего своего кобеля.
– Ну что, Кучумушка, и ты тут? Тоже не спится, сторож? Вижу, вижу, родной. Хозяйка-то спит, не чета нам. Ну-с, что же, пойдем, потолкуем, подумаем вместе.
Кучум, уткнув в колени хозяина крупную, схожую с волчьей морду, чутко вострил нервными ушами, жмуря в сладкой неге глаза. Это был пес крепких сибирских и аляскинских кровей с острой, вечно улыбающейся мордой, мощной широкой грудью и сильными лапами.
– Что, жарко тебе, дрянь ты этакая? Эт тебе не по Юкону69 в снегах шастать,– Кусков еще раз ласково по-трепал Кучума, густая, пушистая шерсть которого делала его похожим на бурый косматый шар, и не спеша побрел по направлению к дому. Собака послушно последовала рядом, по-прежнему не спуская глаз с хозяина.
– Эх, братец, деньки-то у нас, по всему, впереди горячие. Ну, что молчишь, белозубый, дай хоть ты совет.—Комендант задумчиво поглядел на частокол из толстых, потемневших от океанских ветров бревен с амбразурами для стрелков и четырьмя шатровыми башнями пушечного боя. Там, за степями, поднимался еще земляной вал и был выкопан до двух саженей ров, однако это тешило мало. Все эти преграды могла перелететь и запаленная стрела, и уж тем паче пуля. «Черт его знает, может через неделю-другую наши пушки уже откроют свой бал».
Кусков, не замечая заигрываний Кучума, медленно прошел вдоль длинной казармы, где проживали холостые казаки и зверовщики, миновал амбар для пушнины и воловьих шкур, скупавшихся прежде у индейцев, пороховой по-греб, провиантский магазин и большую артельную баню. Стоя лицом к часовне, которая так и не могла дождаться своего попа, он трижды перекрестился, прочитав молитву; потом бросил взгляд на кладбище, что лепилось тут же, за церковным палисадом – десятка два-три невзрачных, из теса крестов: могилы
Под – в печах нижняя часть в топке, на которую кладутся дрова или обрабатываемый жаром материал. (Прим. автора).
Юкон – большая река в Северной Америке, впадает в Берингово мо-ре; протяженность 3.180 верст; богата золотыми россыпями. (Прим. ав-тора).