Осязание. Ольга Пустошинская
нам сегодня из горкомхоза приходили, – не спуская глаз с малышки, сказала Лиля.
– Зачем?
– Одну комнату надо освободить для эвакуированных из Москвы. Мать с двумя детьми.
– А ты что ответила? – осторожно спросила Янина.
– А что я могу сказать? Моего мнения не спрашивали… Сейчас Коля придёт – будем вещи переносить. Плохо, что комнаты смежные.
– Что поделать, везде уплотняют. Людей надо куда-то селить, а жилья нет, – сочувственно отозвалась Нина. – Еды хватает? Вы не голодаете?
– Если бы вы с матерью не подкармливали, то голодно было бы, – призналась Лиля. – Сегодня полдня стояла в очереди за макаронами – и мне не досталось. Ты как будто знала, продукты запасла… Или знала?
– Ну откуда я могла знать? – стала отнекиваться Янина. – Я не всё вижу.
Лучше не говорить, Лиля не поймёт.
6
Мать как в воду глядела: дней через десять к ним в дом пришёл человек и попросил принять эвакуированную женщину с ребёнком.
– А кто приходил, мам? – спросила Янина.
– А я знаю? Чернявый такой мужик… сказал, что из горкомхоза.
– А ты что ответила?
– Что посоветоваться надо, я не одна в доме живу, – скрестила руки мать.
На семейном совете было решено эвакуированных принять и выделить им комнату.
– Как откажешь? – почесал голову отец. – Не по своей воле люди здесь оказались… Пусть приходят и живут.
В тот же день Янина перенесла свои вещи и безделушки из комнаты, отец нашёл в сарае подходящие доски и сколотил топчан. Бросил на него сенник и подушку.
– Царское ложе! На сене спать пользительно.
***
Дремавшая на своём коврике Кукла поднялась, подбежала к двери и залилась лаем.
– Кто-то пришёл… Наверно, постояльцы.
Отец набросил ватник и вышел во двор. За окном послышались голоса и, впустив морозное облако, в прихожую вошли женщина в пальто с меховым воротником и девочка, закутанная поверх шубки пуховым платком, только глаза видны.
– Здравствуйте. – Она топталась у порога, словно не веря, что их ждали и готовы дать пристанище.
– Здравствуйте… да вы раздевайтесь, проходите, – засуетилась мама, – вот сюда одежду вешайте.
Женщина раздела дочь, освободив её от платка, стянула валенки, потом разделась сама, пригладила тёмные волосы, стянутые резинкой в хвост.
Девочке оказалось на вид года четыре-пять. Большеголовая и кареглазая, с двумя тонкими косичками, она посмотрела на лампочку под абажуром, затем перевела серьёзный взгляд на окно и нахмурилась. Дёрнула женщину за юбку и что-то зашептала.
– Здесь не надо окна занавешивать, – ответила та, – здесь не бомбят.
Невысокая и худощавая, с тонкими чертами, она не была красавицей, но ласковые глаза и добрая улыбка сразу располагали к себе, делали лицо привлекательным. Чёрных мыслей и зависти совсем не было – это Янина увидела сразу.
– Меня зовут Татьяна, – представилась гостья, – а это Маша, дочь.
– Пойдёмте,