Осязание. Ольга Пустошинская
сказала врач, – иначе сдохнешь от заражения крови.
Лицо солдата окаменело. Он не заплакал, он как будто умер после этих слов, взгляд стал неживым, стеклянным.
Врач перевязала ноги, обрезала кончик бинта ножницами.
– Уносите.
Янина с медсестричкой понесли носилки по коридору и свернули в палату с высокими потолками, ещё так недавно бывшую школьным классом, даже чёрная доска осталась.
Железные койки с ранеными стояли почти вплотную друг к другу так, что между ними было трудно пройти. Они с осторожностью переложили раненого на постель с тонким матрасом и серым байковым одеялом.
Нина замешкалась.
– Чего стоишь, идём дальше. Видишь, сколько больных? – напустилась на неё маленькая медсестра.
– Иди, я догоню. Мне надо отойти.
– В туалет, что ли? Для персонала направо по коридору. – Медсестра вышла, волоча носилки.
Янина присела на краешек койки и приложила потеплевшие руки к ногам солдата. «Ток» сразу пошёл, ладони стало ощутимо покалывать. С каждой минутой ей становилось хуже: мутило, напала страшная слабость, часто-часто колотилось сердце… Дурнота, подступившая к самому горлу, заставила Нину спешно побежать в указанный девушкой туалет для персонала, откуда она вышла бледная, как полотно. И снова вернулась к солдату, приложила одну руку к области сердца, другую – на правую ногу.
Раненый совершенно не обращал внимания на её манипуляции, убитый страшной новостью. Ничего, лишь бы не мешал…
Янина не сразу заметила, что в палату вошёл врач в халате и белой шапочке.
– Можете идти, сестра, – отрывисто сказал он, склонившись над ногами раненого. – Рая, ножницы.
Тёмненькая медсестра, держащая металлический белый лоток, подала ножницы.
– Так… давление, температуру измерьте. Да что вы застряли в дверях? – напустился он на Нину. – Экие бестолковые… Несите же манометр!
Манометр нашёлся у постовой медсестры.
– Температура повышена, но не критическая. Раны, конечно, серьёзные, но попытаемся спасти ваши ноги… На рентген и в операционную!
Они опять переложили раненого на носилки, отнесли на рентген, потом до дверей операционной – дальше их не пустили, там была святая святых со строгой стерильностью…
***
Она возвращалась домой совершенно без сил, не шла, а тащилась. Мама ахнула:
– Янечка! Что случилось? На тебе же лица нет.
– А куда же оно делось? – слабо отшутилась Нина. – Мам, баню топили?
– Да, отец затопил, уже готова… Давай провожу, – спохватилась мать.
Она собрала бельё, полотенце, мыло – как хорошо, что запасли! – и проводила Янину в баню.
– Не запирайся, я здесь буду неподалёку.
Вода была уже тёплой. Нина окатывалась из ковша с головы до ног, чувствуя, как стекает усталость и уходит недомогание.
Она долго мылась, размазывая по волосам мыльную пену, тёрлась мочалкой и поливала себя то горячей, то прохладной водой.
– Меня не будить, даже если начнётся бомбёжка, – сказала Янина матери, вернувшись