Против Ñтрелки. Виктор Каган
давно потерянным ключам
до того, где свечи жгу теперь я?
Что за птица прилетает по ночам,
бьётся о стекло, теряя перья?
Что за рыба бьётся на блесне?
В чьих руках сгибается удило?
Что за эхо плачет в тишине?
Что за тишина в аду горнила?
Что за блажь – вопросы городить?
Что за дурь – искать на них ответа?
Тянется растерянная нить
Ариадны за полоской света.
Дышит неостывшая зола.
Теплится душа в озябшем теле.
Светятся в морщинах зеркала.
Вьются заоконные метели.
Женщина заваривает чай
посреди земной юдоли ада,
задевая тени невзначай,
прозеленью вспыхнувшего взгляда.
«Слово просится прочь, как стреноженный конь…»
Слово просится прочь, как стреноженный конь.
Мелкой дрожью по коже дыханье свободы.
Взгляд распахнут по-детски. Горло помнит супонь.
Пастернаковских скул немотою обводы.
Слово просится в голос. Но воздух так густ,
что на волю из лёгких не вылететь речи.
За грудиной горит несгорающий куст.
И холодный огонь на оплывшие свечи.
Слово просится стать. Но под стать тишине
тает в терпком неспешном раздумьи молчанья,
чтобы выпасть кристаллом на листа белизне,
наконец обретая способность звучанья.
«Песчаный скат на волжском берегу…»
Песчаный скат на волжском берегу.
Неслышный разговор воды и неба.
Качаются бессонные буйки.
Сладость корки хлеба.
Игла молчит в стогу.
Ещё зелёные пахучих трав валки.
Не дремлет щука и карась не спит,
и на горе посвистывают раки.
Сюда вернуться и начать сначала.
Срок жизни не допит.
Полощет память враки.
Воздушные дворцы и на колу мочало.
В зияньи переполненных пустот
обманом соблазняет простота
и девкой жмётся к сбрендившему веку.
Река уже не та.
И ты уже не тот.
И дважды не войдёшь в одну и ту же реку.
«Думалось, будет всегда…»
Думалось, будет всегда,
а пролетела и скрылась
в непоправимости милость.
Перебираешь года,
то вспоминаешь и это,
всё, что казалось простым.
Чувствуешь чувством шестым
шорох небесного света.
Сколько осталось – бог весть.
Греет любви наважденье.
В день отгоревший рожденья
тихо на кухне присесть,
чокнуться с тающим небом,
выпить, вздохнуть, помолчать.
Памяти грустной печать.
Стопка, накрытая хлебом.
«Время смеялось, плакало, пело…»
Время смеялось, плакало, пело,
в небо стучалось, билось о дно,
с ритма сбивалось,