Одна ночь (сборник). Вячеслав Овсянников
с головы одеяло, оглянулся. Никого. Дневальный и тот оставил свой ответственный пост и куда-то исчез.
Кутько спал мертвецки, раскрыв широкую амбразуру ротовой полости. Не пошевелится, если бы даже сыграла ему сейчас подъем, гаркнув в самое ухо, труба страшного суда.
Пружинисто спрыгнув, Чохов не стал мешкать. У Кутько воинский билет. Поменяться шинелями…
Лес. Великаны-ели, на лапах примерзли куски снежного сала. Протягивали голодному Чехову. С трудом выдернул ногу, снег набился в сапог. Озирался: куда дальше?
Раздвинул хвойный шатер: перед ним Фальба и два солдата на лыжах, с автоматами.
ПОИСКИ
– Эй, солдат, просыпайся! Ленинград!
Живцов посмотрел: вагон пуст. Надо выбираться.
Декабрь, до рассвета часа три. Промозгло, платформа. Финляндский вокзал. Пассажиры схлынули за музейный паровозик в стекле на перроне. Город там?..
Живцов провел ладонью по щеке – наждак, суточная небритость. Сплюнуть нечем – сухота. Пузырь разрывается. На плечах – лычки, младший сержант. Письмо, адрес, ну ладно. Платформа качнулась, поползла, Живцов, приободрясь, отталкивал ее каблуками, и она покорно уплывала за спину, сокращая неизвестность. Кончилась, уперлась в протяженный короб вокзала.
В зале стоял монументальный гул толпы. Не выветренный за ночь. Зал был пустынен. По его диагонали двигалась коренастая мужская фигура в распахнутом пальто. Двигалась к окошечку кассы с задернутой белой шторкой. Подошел и требовательно застучал по стеклу костистым согнутым пальцем. Завешенное окошко безответно. Человек, опустив большую, плешивую голову, что-то бормоча, пошел прочь. Смятая кепка в руке. Калмыцкие скулы, бородка.
Живцов стал озираться в поисках буквы «М».
У газетного киоска: валенки в галошах, ватные штаны, ватник, рыжая шапка-ушанка, ящик на ремне, ледоруб.
– Рыбак, где тут?..
Ловец рыб, примерзший к газетному киоску, вздрогнул. Улыбка взволновала лицо.
– Идем, покажу! Отслужил, парень?
Живцов кивнул.
– Припозднился, пехотинец. У комроты в черном списке? – рыбак засмеялся, показав прокуренные зубы.
Живцов вернулся через пять минут легкой походкой. Рыбак поджидал у выхода.
– Куда теперь, гвардеец?
– Туда. – Живцов неопределенно мотнул головой в сторону города.
– Родня, знакомые?
Из мятой пачки рыбака Живцов выудил папиросу, прикурил, всосал глубокую затяжку.
– Навещу кой-кого. – Следил за воздушной табачной струйкой. Туман.
Рыбак придвинулся, глаза горели. Бесцеремонно хлопнул Живцова по плечу:
– Обогреемся, солдат! У меня в ящике полный набор. Не могу один…
Живцов отстранил пропахшую рыбой руку.
– В другой раз. У меня адрес…
Рыбак, разочарованный, словно у него сорвался с крючка лещ или окунь, мрачно взглянул на протянутый конверт:
– Двадцать восьмой автобус. Остановка – как выйдешь с вокзала. И до кольца.
Площадь, огни, убеленный снежком