Одна ночь (сборник). Вячеслав Овсянников
– или документ на проезд, – отвечала недосягаемая для нелепых доводов кассирша. – К коменданту иди, ему и объясняй.
Ответ оскорбил.
– Дай билет! Хоть куда-нибудь дай! Хоть на Камчатку! Ты, змеюга очкастая! Перед тобой защитник отечества, голодный, нищий, без копейки в кармане…
Но огражденную бронебойным стеклом кассиршу крик не пронимал.
– Документ, – невозмутимо твердила она. – Требование на проезд. Или деньги давай. Я, что ли, за тебя платить буду? За каждого комиссованного психа раскошеливаться – никакой получки не хватит.
К кассе приблизился полковник в высокой каракулевой папахе. Полные полковничьи щеки малиновели от возмущения.
– Сержант, прекратить безобразие! – строго осек он Живцова. Живцов посмотрел на крупнозвездного армейского чина.
– Ты-то что лезешь? Напялил папаху, так думаешь – орел. А ты индюк. Штабной индюк и больше ничего. Понял?
Полковник был до того изумлен, что краска сбежала с его щек, как смытая.
– Пьяный ты, что ли? – пожав плечами, он огляделся в поисках помощи.
Живцов плюнул пол ноги начальству.
– Патруль, сюда! – зычно гаркнул полковник показавшемуся в конце зала офицеру с нагрудной бляхой в сопровождении двух солдат в повязках.
Начальник патруля, молодцеватый, перетянутый ремнями старлей, подошел, козырнул.
– Лейтенант, разберитесь. Учинил хулиганство. Оскорбляет старшего по званию. Черт знает что! По-моему, у него белая горячка.
– Есть, товарищ полковник. Разберемся, – еще раз козырнул старлей. – Сержант, покажите документы!
Криво усмехаясь, Живцов стал расстегивать пуговицу шинели. Два курносых патрульных солдата с тесаками на боку смотрели, скрывая сочувствие.
Старлей полистал воинский билет, протянул обратно.
– Уволен в запас, так и распоясаться можно? И небрит, и вид неряшливый. Придется тебя в комендатуру. Идем.
– А какой у меня может быть вид? Вторые сутки ничего во рту. В помойных баках роюсь!
– Что ж, у тебя совсем денег нет? – спросил полковник.
– Домой не добраться. А тут у меня никого, – вяло, погасшим голосом ответил Живцов.
– Сколько? Этого хватит? – полковник протянул пачку. – И отпустите его, лейтенант. Отпустите. Я не в претензии.
Живцов остался один у кассы, но покупать билет не спешил. В задумчивости сунул руку в карман, стиснул ручку гранаты.
Часы на столбе: до половины восьмого пятнадцать минут. Площадь. По верху здания, будто фриз, бежали огненные буквы, реклама фильма.
Переполненный автобус. Шофер отказывался двигаться, пока не освободят дверцы. С задней площадки свешивалась многорукая, галдящая гирлянда. Живцов ухватился за штанги, понатужился, грудью вдавил людей внутрь.
У «Астории» он был ровно в половине восьмого, секунда в секунду. Он увидел это время на здании с флагом, засветившиеся и погасшие цифры. Швейцар торчал за стеклом, красуясь золотой фуражкой. Вестибюль, люди ходящие