Одна ночь (сборник). Вячеслав Овсянников
на всю сумму.
Толстомордая баба в халате поверх фуфайки нацедила кружку.
С первого же глотка Живцов понял: шутник из очереди – это пострадавший за бесстрашную правду пророк.
– Чем, крыса, поишь?
Торговка, ужаленная шилом в зад, подскочила на табурете и завизжала:
– С завода! Свежайшее! Откуда я тебе лучше возьму!
Живцов выплеснул содержимое кружки обратно в окошко и пошел.
– Милиция! Милиция! – звала оскорбленная хулиганским действием. Желтая жидкость текла по толстым щекам, как ручьи слез.
В водочной очереди поступок Живцова вызвал бурю восторга.
– Вот это окатил! И в баню не надо! Теперь бы поленом выпарить ее, ведьму!
Живцов спросил у очереди: далеко ли нужный ему дом?
– Да вот он! На тебя смотрит! – пророк с подбитым глазом показал на здание.
Шестой этаж. Дверь, эмалевый кружок с номером сорок семь. Тяжелым, бурым от табака пальцем раздавил кнопку звонка.
Открывать не спешили, разглядывали в глазок.
– Кого надо? – раздался старушечий голос.
– Дарья Макарова здесь живет?
– Живет, не живет. Кому какое дело.
– Мне дело. Письмо – чтобы приехал. Егор Живцов.
– Не знаю, ничего не знаю.
– Послушай, бабуся! Так и будем через дверь? – закричал Живцов. – Где Дарья? Пусть выйдет!
– Дарья, говоришь? Дареному коню в зубы не смотрят. Твой подарочек – ты и разбирайся. Ходят, ходят и день и ночь – все Дарью спрашивают. Никакого покоя на старости лет, – ворчала за дверью старуха.
Живцов в ожесточении плюнул. Рехнулась! Крыша поехала?
– Письмо! – опять закричал он. – Чтоб приехал! Помочь в трудностях, ну и вообще… Да где она? Увидеть – во как надо! Два года переписывались.
– А где я ее тебе возьму? Третий день не является. Записку оставила. Погоди, сейчас принесу, – старуха зашаркала в глубь квартиры.
Вернулась. Опять тщательно рассматривала в глазок:
– Страшный ты. Как тебя пустить. Чего доброго, и убьешь. Через цепочку просуну.
Живцов выхватил из щели записку: «Егорушка, приходи к гостинице «Астория» в половине восьмого. Твоя Дарья».
Снаружи наконец рассвело. Тускло. Небо пепельное, в слабых просветах сини. Декабрь, Дарья… В половине восьмого? Вечера?..
Должен был в Ленинград еще в воскресенье. Но зацепился стаканом. Двое суток обмывали окончание службы. Телеграмму не на что было послать – «задерживаюсь». Так что: записка с назначенным свиданием – трехдневной давности.
У входа в «Асторию» разговор не клеился. Швейцар в золотой фуражке справок не давал и не соглашался пропустить мимо себя к администратору. Зверообразный солдат, дыша перегаром, лезет в гостиницу для иностранцев, да еще и девку себе требует, будто в борделе. С крепкого перепою парень.
Живцов злился, схватил за отвороты ливреи, потряс чурбана в галунах. Детина в костюме и галстуке поспешил швейцару на выручку.
– Девушка