Внук Персея. Сын хромого Алкея. Генри Лайон Олди
Злость мужчин – изысканная пряность – придавала ожиданию остроты.
– У меня в отряде, – задумчиво сказал Амфитрион, вслушиваясь в бурчание предателя-живота, – дрался один лаконец. Помнится, он зашел в харчевню, дал хозяину рыбу, которую выклянчил в рыбачьем поселке, и велел состряпать ужин. Хозяин возразил, что рыба так просто не готовится. Нужно масло, хлеб… «Тупой чурбан! – вскричал лаконец. – Будь у меня хлеб и масло, стал бы я связываться с этой рыбой!»
Хохот дюжих глоток был ему ответом.
– Заслужил, – кивнула стряпуха. – Держи!
Не успел сын Алкея опомниться, как в руки ему ткнулась миска. Запах тушеной кефали ударил в ноздри. На краю миски, словно волей богов, возникла черствая корочка. Миг, и корка с успехом заменила ложку. Остальные, в чьем отряде не сражался языкатый лаконец, с завистью следили, как Амфитрион уплетает за обе щеки. Позор, читалось на мрачных лицах. Еда героя – мясо. Лишь предатель согласится променять геройство на рыбную похлебку. Вот ты бы променял? – взглядом обращался сосед к соседу, и с ужасом замечал: «Ага, и сразу же…»
– Так готовила моя кормилица, – стряпуха улыбнулась. – Ее привезли с Крита. Ты не боишься, что тебя сочтут бабой?
Нет, мотнул головой Амфитрион. Рот был слишком занят для ответа.
– Напрасно. Я бы, например, сочла.
«Из-за рыбы?» – спросил Амфитрион одними глазами.
– При чем тут рыба? Тот карасик, что растет у тебя… – стряпуха ткнула ложкой, разъясняя, где у сына Алкея растет карасик. – Ему рановато в плаванье.
Прикончив угощение, Амфитрион вернул миску.
– Твои братья называли карасика прыщом, – сказал он. – Копьем муравьишки.
– Чем еще?
– Заячьим хвостом. Карасик мне нравится больше. Полагаю, это у вас семейное.
– Талант аэда? – спросила Алкмена.
– Интерес вот к этому, – ответил Амфитрион.
И показал.
Табун фракийских жеребцов бросился бы в пропасть, услыхав ржание микенцев. Холм, на котором стоял дворец, содрогнулся. Облака в небе кинулись врассыпную. Из рыбоеда Амфитрион превратился в богоравного мстителя, отплатившего за попранную мужскую честь. Фыркали женщины. Брехали собаки. Утирал слезы малыш-хлебодар. И лишь Алкмена, дочь ванакта, сохраняла спокойствие.
– Неплохо, – согласилась она, когда шум стих. – Сегодня уже лучше. Полагаю, ночью у тебя просто съежился от страха. Еще кефали? Ты должен любить кефаль.
– Почему? – не понял Амфитрион.
– Я слышала, у тебя есть друг Кефал. Кефал Деионид, зять басилея Афин. Кто любит Кефала, тот любит и кефаль[31]. Пригласи своего друга к нам в Микены. Я угощу его рыбой-тезкой.
Не говоря ни слова, Амфитрион смотрел на девушку. Лицо его сделалось строгим, как на похоронах. Мало-помалу смолкли все вокруг. В тишине людям чудился странный звук: треск глиняных свистулек. Казалось, десятки игрушек выстроились в ряд с единственной целью – разлететься от ядра, пущенного из пращи. Кое-кто из микенцев даже завертел головой, ища пращника-невидимку.
– Ты
Игра слов. Кефал и кефаль происходят от единого корня «κεφαλή» – «голова».