Полдень: Дело о демонстрации 25 августа 1968 года на Красной площади. Наталья Горбаневская
на Петра, который остался один, остался один гебист за рулем машины. Осуществлять слежку один на один трудно, и, чтобы Петр не «ускользнул», гебист попросил ближайшего милиционера задержать его «для проверки документов».[5]
На допрос Якир ехал тоже в сопровождении двух машин слежки, хотя вез его следователь Галахов на служебной машине прокуратуры. Слежка проводила их до самого Лефортова. Когда Якир сказал об этом следователю, тот промолчал, но, приехав, сказал Акимовой, что вот Петр Ионыч говорит, да и правда ехали машины, на что Акимова, мило улыбнувшись, сказала: «Ну, это другое ведомство».
Слежка в эти дни и долго еще потом была в самом деле густая и весьма откровенная. Я ходила с колясочкой в детскую поликлинику, в ясли – узнать, когда примут малыша, в школу – встречать Ясика, в магазин, все это на пространстве двух кварталов, и все время, туда и сюда разворачиваясь по Новопесчаной и узкому Чапаевскому переулку, ездила то одна, то другая «Волга». Это забавно, пока внове, как игра: смешно, например, уйти от слежки, едучи в «Детский мир» за покупками. Потом уже стараешься не замечать: надоедает фенотип гебиста.
Моментом пик в слежке был день, когда я собралась крестить своего малыша, за неделю до суда. Слежка началась не с меня: машина приехала к моему дому вслед за Верой Лашковой, Осиной крестной, и потом поехала за нами в церковь. Вот за что получали свою высокую зарплату пять больших и толстых гебистов. Впрочем, они не ограничивались нами. Один из них живо включился в разговор об искусстве, который вели возле церкви худенький юноша и художник с бородкой. Затем он сменил поле деятельности и пошел в комнату, где регистрируют крестины и прочие обряды. В результате этого визита мне отказали в крещении.[6]
Но я отвлеклась от изложения хода следствия.
Ряд людей был вызван на допросы по признаку знакомства: Валентина Савенкова (жена Петра Якира), Юлий Ким. Кима задержали на улице вместе с его товарищем Герценом Копыловым, доктором наук, физиком из Дубны, который и на площади не был и с нами ни с кем не был знаком. Их привели в ближайшее, 52-е отделение милиции, приехал Галахов и на всякий случай допросил обоих.
Татьяна Великанова, жена Бабицкого, сообщила на допросе, что на площади присутствовали две ее подруги – Медведовская и Панова, а также товарищ Бабицкого по Институту русского языка Крысин и что все трое готовы дать показания. Следствие допросило Панову и Медведовскую (Крысин был в отпуске), но так же, как и всех остальных неугодных свидетелей, не вызвало в суд. И потом, когда суд удовлетворил некоторые ходатайства адвокатов и подсудимых о вызове дополнительных свидетелей, не была вызвана Панова: между тем ее показания очень полно представляли картину демонстрации и расправы с демонстрантами. Она видела, как били Файнберга, и хорошо запомнила в лицо того, кто его бил. Потом она узнала этого человека около суда. Она видела, как меня с малышом заталкивали в машину, и, как оказалось, именно в ее сторону
Есть, увы, куда более правдоподобная версия: Якир решил на демонстрацию не идти, но, боясь обвинения в трусости (из нас такого обвинения, конечно, никто не предъявил бы: мы считали правом каждого идти или не идти на демонстрацию), выдумал историю с задержанием. Весьма подробную и убедительную, как вы могли заметить.
Оську мы крестили в тот же день, но позже, уйдя от слежки, и не в церкви, а дома у одной старухи-прихожанки. Крестил о. Димитрий Дудко. Так и надо было сделать с самого начала, но с о. Димитрием договаривался Анатолий Эммануилович Краснов (Левитин), который, видно, хотел, чтоб все прошло торжественно, в церкви…