Деревянный каземат. Сергей Дубянский
девушки принялись носить откуда-то тарелки с бутербродами и бутылки с вином.
Аревик очень боялась, что корреспондент подойдет и к ней, поэтому осторожно направилась к выходу. Но не дошла – художник в желтой рубахе, направлявшийся, было, к накрытым столам, вдруг резко изменил направление.
– Извините, – он тронул ее за плечо, – вы здесь единственный нормальный зритель и уже уходите?
– А они ненормальные? – Аревик взглядом показала в зал.
– Они ненормальные, потому что они на работе. Быть здесь, их обязанность, а вы ведь ничья?
– Ничья, – Аревик опешила от такой формулировки.
– Вот. Я и говорю – единственный нормальный зритель. Не уходите. Пойдемте лучше выпьем за открытие.
– Да нет…
– Что значит, нет? Пришли смотреть мои картины и не хотите со мной выпить? – он взял Аревик за руку, и той ничего не оставалось, как подчиниться. Не могла ж она начать вырываться? Тогда, точно, телекамера повернется к ней, – меня зовут Костя, – представился художник, – а вас?
– Аревик.
– Какое красивое имя. А-ре-вик, – повторил он по слогам.
– Но все зовут Викой.
– Дебилы. Вика… тьфу! Какое убожество!..
Они подошли к столам, и Костя с трудом отделил от высокой белой башни пару пластиковых стаканчиков.
– Кость, ты уже начинаешь? – укоризненно спросила одна из девушек, ставя очередную аппетитно наполненную тарелку.
– А что тут еще делать? Комментировать дебилам то, что я создал? Я для них не работаю – пусть сами смотрят. Я отдыхаю.
– Неужто тебе не интересно, что они говорят?
– Абсолютно! Даже если они хором скажут, что все мои работы – дерьмо собачье, я, как писал, так и буду писать!
Девушка пожала плечами, а Костя повернулся к Аревик.
– Понимаешь, в чем тут разница? Они выставляются для того, чтоб вступить в Союз художников, а я, потому что моим работам тесно наедине со мной – они просятся к людям. Они просятся, а что думают по их поводу люди, мне сугубо фиолетово, – он наполнил стаканы, – начнем с винца, а водочка потом, когда начальство уйдет.
Аревик неуверенно взяла полный стакан. Не то, чтоб она не пила совсем, но просто не любила это занятие – оно не добавляло ей веселья, а рождало лишь тяжесть в желудке, головокружение, а к ночи виски́ обычно, будто стягивало обручем – наверное, дело было в давлении, но сейчас она не могла отказаться.
– А какие картины ваши? – спросила она, беря бутерброд.
– Угадай, – Костя засмеялся, – даже интересно, отвечает ли внешность автора его работам, то есть его внутреннему миру.
Аревик обвела взглядом стены. В принципе, ей нравилось все – она привыкла восхищаться тем, чего не умела сама, а поскольку, по большому счету, не умела ничего…
– Даже не знаю…
– Ладно, выпьем, потом скажу, – Костя бесшумно чокнулся пластиком о пластик и жадно, большими глотками осушил стакан. Занюхал, поднеся к носу кулак, и достал сигарету. Аревик же отпила несколько глотков и принялась