Процесс. Анатолий Викторов
тенденции, а проще разбой, и их улавливали активные большевики и левые эсеры, демагогично лавирующие среди волн событий.
Большевики сумели воспользоваться всеми этими сторонами для выгодного им существования.
Ленин в 1921 г, на встрече с итальянскими коммунистами одобрил государственные идеи Муссолини. И неудивительно. Он был за диктатуру, независимо от того, какой политический строй она несла. Силовое начало являлось его культом и означало презрение к людям. Несомненно, он одобрил бы диктатуру и Гитлера, если бы дожил до нее. Это за него сделал Сталин.
Ленин, Сталин, Троцкий, Свердлов и близкие к ним фигуры не были по своему душевному складу коммунистами, а чем-то абсолютно противоположным – фанатиками власти над людьми. Маркс, в свое время, утверждал, что социалистическая революция в России невозможна. Он оказался, как это ни странно, прав. Кровавый бунт крестьянских низов в основе своей не придерживался социалистической идеи. Коммунисты-большевики, воспользовавшиеся стихийным восстанием масс, придали ему демагогическую марксистскую подкладку в целях укрепления абсолютной власти. Воинственное марксистское учение, выступавшее против современной цивилизации и сулившее земной рай в будущем, бросило свои семена на русской безграмотной почве. Оно подходило как ширма, реклама, вероучение, развязывающее руки людям, претендующим с его помощью на власть, которая была истинным культом большевиков, и подлежала стихийному внедрению в массы.
На первом революционном этапе темные люди совершенно не восприняли декларируемого политического обращения к ним. Социализм, коммунизм – эти слова были нечто вроде сказок про волшебников, занятным рассказом, а не жизненной основой. Но обещание безденежного устройства жизни вызывали симпатию бессребренической русской души. Как может быть построено такое общество, было для них неважно. Главное – это обещание, что не будет богатых и всесильных со своей мошной, которая способна разрушить привычные устои. А это и есть справедливость.
В рассказе «Дикое сердце» писатель Артем Веселый показал единство древнего, первобытного, генетического, волей судеб проснувшегося в позднюю эпоху, и явления большевизма. Это действовало и на часть люмпенской интеллигенции, увидевшей идеал бескорыстной жизни и потому подчинившейся власти не рубля, а левой идеи. Коммунизм стал притягательным для многих чистых людей своим отвержением корыстолюбия. Они считали, что бесклассовое общество можно построить быстро, стоит только убрать богатых. Тогда появятся всходы нового мира во всем.
Часть интеллигенции проявила на этой почве немалое творческое новаторство. Возникли новые литература и искусство, новые объединения писателей, но подобная свобода мысли, тем более незыблемо сформулированная коммунистическими слоганами, была опасна своим новаторством и мобильностью, и впоследствии пресечена новой властью. Зачаточные круги революционной культуры не видели, кто является ее фундаментальным носителем, Не видели и его