Экипаж колесницы. Сергей Дубянский
не можешь, потому что сам, наверное, не знаешь. А я уже большая. Я уже целовалась, и не раз, хотя не знаю, зачем. Наверное, потому что хочу чего-то особенного, а чего, сама не знаю. Скучно жить.
Глупости я, наверное, пишу, и письмо это тебе совсем не обязательно показывать, но просто очень грустно…»
Борис Макарович не сказал Наташе, что нашел письмо, а просто бросил листок к потертым конвертам, отправленным в разные годы и в разные города.
В ретроспективе они оставались одинаково детскими – про оценки, про бабушку, про подружек, про художественную гимнастику, где она даже занимала какие-то места; прочитав их подряд, Борис Макарович вдруг уловил повторяющуюся, как рефрен, мысль: не уезжай…
Он вспомнил, сколько раз плакала и истерично выкрикивала ту же фразу жена, прежде, чем неожиданно сошла в могилу. Так, может, все происходящее с ним, закономерно, и является естественным продолжением его жизни? Может быть, человек, обрекающий на одиночество других, неминуемо должен сам оказаться одинок?..
Такая страшная, но неоспоримая мысль! И, тем не менее, в Борисе Макаровиче не возникало раскаяния, и он по-прежнему считал свою жизнь правильной – а как иначе, ведь не зря Родина оценила его труд медалью «За трудовую доблесть», которую он с гордостью надевал на все торжественные собрания; не многие могли похвастаться тем же… только, как оказалось, ничего не стоит эта медаль, в сравнении со звенящей тишиной мертвого дома. Жена с дочерью никогда не верили, что о них он думал тоже, и петлял по стране, выискивая маршруты, способные привести в Каменск; специально заводил знакомства, чтоб выполнять бесчисленные Наташины просьбы, давно перешедшие в разряд капризов – пропасть, разделявшая их всех, продолжала расти; каждый уверенно вычерчивал свой круг, из которого вытеснялось лишнее. И вот теперь лишним оказался он.
Борис Макарович понимал это; понимал, но не мог смириться. В чем его можно упрекнуть? Жене он не изменял – он просто любил ее так, как умел, а дочь?.. Когда наступила критическая ситуация, он ведь все-таки бросил любимую работу – разве этого не достаточно? Разве главное, постоянно присутствовать дома? Миллионы семей, живущих вместе, распадаются. …Дело ж не в этом – дело в понимании, а понимания-то, похоже, и нет, – Борис Макарович вздохнул, – как это называется? Пробелы воспитания или переходный возраст?.. Черт его знает, но почему-то это происходит… Он не мог, ни оправдать, ни осудить себя; он просто жил так, как его учили с детства – прежде думай о Родине, а потом о себе…
Борис Макарович встал; в сотый раз прошелся по комнате, нервно и настороженно вслушиваясь в тишину. С каждым проходящим часом он понимал необходимость поговорить с Наташей, попытаться объяснить ей свою жизнь. Не может быть, чтоб она осудила его, ведь жил-то он честно, всегда выполняя свой долг… только б она вернулась!..
Наташа очень удивилась – куда делась ночь, такая теплая и ясная, как день? Оказывается, в книжках пишут правду, и можно не замечать «течения времени»! А как иначе объяснить