Экипаж колесницы. Сергей Дубянский
похорон положено как-то поминать, да?
– Да, – Олег кивнул, – могу сходить за водкой.
Наташа еще никогда не пила водку, но решила, что стоит начать именно сейчас – повод-то достойный.
– Есть водка; не надо никуда ходить, – уверенно достав из отцовского бара бутылку, она вышла, прикидывая, чем можно закусить. Последние дни она не готовила и, кроме полуфабрикатов, дома ничего не осталось. Открыла холодильник. …Хотя – колбаса, соленые помидоры, консервы… сойдет для сельской местности…
Несмотря на то, что Олег достал красивые хрустальные рюмки, стол получился убогим. …Так выглядит одиночество, – решила Наташа, глядя на него, – чужой человек, пузырь водяры, зеленые помидоры, килька в томате… и защитить некому…
– Только давайте не молчать, – она надеялась, что разговор куда-нибудь унесет ее мысли, и подняв рюмку, спросила, – а, правда, что мертвым там воздается за все, и за добро, и за зло?
– Не знаю. Наверное.
– Хорошо бы. Давайте выпьем, – она зажмурилась и опрокинув рюмку, выдохнула, – а ничего… – но не договорила, потому что внутри все будто вспыхнуло.
«Пламя» удалось сбить помидором; зато сознание встрепенулось, оглоушенное невиданным доселе способом. …Надо жить дальше, – среагировало оно на новые ощущения, – ведь люди кого-то хоронят и продолжают любить, верить…
– Можно еще? – она решительно придвинула рюмку.
– Лучше закусывай, – посоветовал Олег.
Наташа положила в рот кусочек колбасы, сложила руки и склонив голову на бок, уставилась на гостя.
– Тогда давай разговаривать.
И оба замолчали, потому что говорить им было не о чем. Олег поймал на себе упрямый, но какой-то бессмысленный взгляд, и вновь подумал, что зря пришел, ведь не уничтожается одиночество одним человеческим присутствием – надо еще что-то, а что именно, он не знал.
– Расскажи, где ты бывал, – ответ Наташу не интересовал, но командировки – это единственное, что она знала про их работу, и поэтому единственное, о чем могла спросить.
– Везде, – Олег усмехнулся, – на Камчатке, вот, не бывал, а надо бы. Хорошему человеку обещал. Сам он ту Камчатку вдоль и поперек прошел, фильм снял, а вернулся домой, и умер.
– Почему умер? – растерялась Наташа, решившая, что они уже ушли от темы смерти.
– Не стоило ему возвращаться. Он был бродягой в душе, и умер с гитарой, запершись в комнате; к нему ломились врачи и родственники, а он хрипел песенку про Париж!.. – закончил Олег, глядя в темневшее небо и услышал, что Наташа всхлипывает.
– Это… – она шмыгнула носом, – ты хочешь сказать, что отец был таким же?
Олег молча разлил водку и закурил; дрожащей рукой Наташа тоже потянулась к сигаретам. Объяснение, которое она искала долго и безрезультатно, нашлось само собой – оказывается, это болезнь, у которой, наверное, есть даже медицинское название. И разве можно злиться на больного человека за то, что он болен? А она-то считала, что отец не хотел быть