Листьев медь (сборник). Наталия Лазарева
блеклый асфальт возле парапета набережной слегка светился.
8
Рядом с эркером обосновалась Майя, называемая всеми Городошницей, потому что в любое свободное время бежала на выделенный участок секции городков в районном парке. Городки стали игрой «для избранных» не так давно, как раз, когда стало плохо с топливом, и бассейны прикрыли.
В городошную секцию записаться было трудно, но Майка пробилась, завела знакомства. Ленику казалось, что Майка только о городках и думает, что перед ее большими, светло карими глазами – словно специально растягиваевыми, чтобы не уснуть на работе, с тщательно подкрашенными и подвитыми ресницами – летают деревяшки, а ее сильные крепкие ноги в чистых белых носках переступают по травяному участку – да и на самом деле слегка приплясывают под столом.
Майка давно уже осела, подергавшись после университета. Если в отделе не было заказов, вовсе до обеда не поднималась из-за стола, то подкрашивая ногти одним из своей коллекции лаков (где-то их доставала же!), то просто уткнув перо ручки в чистый лист бумаги и глядя прямо перед собой растягиваемыми глазищами. При этом, стоило только кому-нибудь незнакомому войти на территорию отдела – Майка тут же, как будто ее включали, принималась писать. Все равно, что.
Когда Леник продумывал план получения хоть небольшого куска задания по имитации нагрузки изделия КЛ14 и в плане уже появился седьмой пункт, голоса и лязг оторвали его от дела.
Анпилогов резко распахнул дверь, миновал предбанник, вышел на лестничную площадку и погрузился в звон, стук и брань.
Серебристые металлические кронштейны, уголки и перекладины смещались, стучали, скрежетали, съезжали и вздымались среди рук, плеч и взлохмаченных потных макушек грузчиков из модельного цеха и – искривленного, подставляющего плечи, спину и бока под острые ребра сооружения, помятого, но ликующего и брызжущего стремлением и деланной злостью Геры Фельдштейна, который значился в списке отдела разнорабочим, но в, тоже время, занимал пост председателя месткома.
Серебристые поверхности, углы, взмокшие макушки и гремящие башмаки неукротимо взобрались вверх по лестнице, на веселом и хамски орущем усилии проскрежетали по фальшполу, всадили пару глубоких шрамов в створки дверей и заняли неожиданное для Леника прочное положение прямо перед столом, перекрывая вид на эркер, Обь и сотрудников.
– Гера! – уже давно кричал Анпилогов, – Гера! Что вы притащили? Чей приказ? Что это вообще за штуковина?
– Кроссшкаф, Леник, кроссшкаф. Что, не знаешь такого устройства?
– Кто велел… Его – сюда? – захрипел Анпилогов.
– Там, в комплексе, решили. Кэтэван мне задание давал. Мне лично, мне, запомни это, Леник! – Фельштейн бил себя в грудь, увязая покрасневшими от натуги и трения об металл пальцами в мокрой от пота рубахе, на которую был кое-как натянут комбинезон.
– Не фига не понимаю… – Леник снова схватился за черную изогнутую трубку.
– Да-да, будет вам полезная