Исчезание. Жорж Перек
не сумел изречь наиважнейшее: разумеется, имелись развернутые мысли (в девяти-десяти местах) и небезынтересные ремарки (мы насчитали не менее тридцати): рассказчик не без изящества представил Алимпия; крупными и весьма убедительными мазками передал характер князя из Бургундии («бритая харя с длинными рыжими бакенбардами»: в «харе» сразу же угадывается врач, залечивший антеевский недуг), передал, – правда чересчур урезав, – яркий диалект хитреца-крестьянина, на чьем баркасе Алимпий был переправлен на утес («Ну, таперича – всё: гикнулся жеребец на хер! Не присуседится уж, милай, травушку щипать! Ядрена тля!»); мастерски написал сцену турнира: включить ее себе в текст без малейших изменений и представить на суд читателя не устыдились бы даже маститые Бурже, Франс или Стендаль. Правда, выше сей планки Антей прыгнуть так и не сумел, а в дневнике извинял себя, изыскивая самые нелепые баралиптанизмы: если бы – заявлял, например, Антей, заранее сметая любые аргументы, – имелся шанс выразить главную идею рассказа, мы были бы вынуждены ее выразить; и если бы эта идея была выражена и принята всерьез, – развивал мысль Антей, – не раскрылись бы нам всем, читавшим, чистая и слепящая правда, а за ней великая и страшная тайна, и, раскрывшись, не вызвали бы тем самым нашу неминуемую и немедленную гибель? Ведь правила рассказа как жанра беллетристики, – углублял мысль Антей, – требуют, дабы испытание в виде загадки Сфинкса выдержал лишь единственный и исключительный. А если даже сей единственный и исключительный, т. е. Алимпий, сгинул, вырвать нас из лап Сфинкса впредь уже не сумеют никакие высшие Знания, никакая триумфальная Мысль, никакая лексическая единица. Итак, – заключал Антей, – речь не властна над капризами языка и – как ни кидай кубик – не упразднит случая. И тем не менее, – писал Антей ниже, – нам не дается выбирать: следует знать: в любую секунду первый же встречный Сфинкс встанет на нашем пути; следует лишь знать – ах, сия извечная и все ж неизвестная истина: в любую секунду хватит лишь лексемы, лишь звука, лишь «да» или «нет», дабы тут же сразить тварь. Ведь – так вещал еще Заратустра – вне селений людских Сфинкс не живет…
Часть IV
Избывание (Ибн Аббу)
Глава 13
или «Хищение из сераля» (невзирая на название, в ней ни разу не фигурирует Амадеус)
Антей Глас исчез в праздник Всех Святых.
За три дня перед этим исчезнувший вычитал в вечерней газете весьма курьезную статью.
Некий индивидуум, чья фамилия из страха вызвать гнев тайных сил держалась в секрете, в сумерки забрался в здание префектуры и выкрал весьма важную бумагу, так как в ней излагались нелицеприятные факты из жизни трех высших деятелей, ведающих Главным Управлением Внутренних Дел. Дабы избежать разглашения и спасти репутацию, сии чины стремились вернуть себе деликатный манускрипт перед тем, как прыткий авантюрист найдет ему применение. И пусть квартиру афериста перетряхнули раз десять, спрятанную там – как считали все – бумагу так и не нашли.
Решив идти ва-банк, префект Ариэль Эльзевир и верный