Разрубленное небо. Александр Логачев
общем, я тоже себя чувствую, мягко говоря, непривычно, – признался Артем. – Так что вместе привыкать будем. Как у тебя складывается с самураями Нобунага?
– Плохо, – сказал Такамори. – Они не принимают меня за ровню. Но раз даймё, которому они присягнули, наградил меня самурайскими мечами, им приходится держаться со мной вежливо. Однако даже если ты назначишь меня над ними старшим, приказов от меня они не примут.
– Ладно, – Артем беспечно махнул рукой, – это все пустяки, это нам не помешает, потом что-нибудь придумаем.
Затекла нога, и Артем спрыгнул с лестничных перил.
– Но, по-моему, ты сейчас на своем месте, Такамори? Или я не прав?
За последние дни под глазами Такамори нарисовались черные круги, из-за чего он стал казаться старше своих лет, которых, кстати, и сам не помнил. Однако неожиданно его глаза ожили.
– Наверное, ты прав, Ямомото-сан, – задумчиво произнес Такамори. – Нынешняя жизнь гораздо более полная, чем прежняя. Чем годами прятаться в горах и гадать, откуда придет опасность, лучше жить посреди этой опасности и подчинять ее себе… – Такамори усмехнулся. – А в ближайшее время наша жизнь, думаю, станет еще более полной и уж всяко более беспокойной. Удержать власть сложнее, чем ее захватить.
– Как ты знаешь, я и не обольщался насчет того, что сяду на правление и жизнь потечет сахарным ручьем.
– Но я пришел к тебе, господин, не для того, чтобы сообщить о гонцах к ронинам…
– Так что же случилось?
– Ничего особенного. Перехвачено письмо. Как ты велел, на всех путях, ведущих в соседние провинции, устроены засады. Ночью на дороге, ведущей к равнине Кинаи, остановлен письмоносец, у которого найдено письмо Тору Камикава.
– Кому оно написано?
– Сыну даймё Нобунага.
– Ну, этого следовало ожидать. Что он пишет?
– В письме он рассказывает сыну даймё, как погиб его отец…
– Уж в который раз, интересно, сын об этом выслушивает! И в письменном виде, и в устном. Хоть бы кто-нибудь подумал о сыновних чувствах. Впрочем, я перебил, продолжай.
– Тору Камикава пишет, что поединок был честным. Тору Камикава просит прощения у господина Нобунага за то, что не сделал сеппуку после того, как погиб господин даймё.
– Понятно, очередное самурайское извинение за то, что не вспорол себе живот. Дальше он, конечно, пишет, что не сделал харакири…
– Сеппуку, – поправил новосделанный самурай Такамори. – Он ушел бы из жизни благородно.
– Отлично, сеппуку. Пишет, что не сделал ее, потому что Белый Дракон, то есть я, позвал их спасать страну от варваров. Ради такой великой цели можно было и отложить собственную смерть. А после победы над монголами этот… как его… Тору Камикава поверил, что Белый Дракон послан им небесами и служить ему великая честь…
– Еще Тору Камикава пишет, что слово «самурай» означает «служить великому человеку». Белый Дракон, несомненно, великий человек.
– Ясно. Дальше