Сбежавший нотариус. Эжен Шаветт
спинку кресла, на котором сидел Монжёз.
– Что ты тут делаешь? – спросил он лакея.
– Прошу извинения, сударь, – смиренно проговорил тот, сконфузившись и не решаясь на признание.
– Говори же, какую еще глупость ты совершил, растяпа?
Миролюбивый тон живописца не предвещал грозы, и слуга решил быть откровенным:
– Вот в чем дело, сударь. Когда я подавал спаржу с белым соусом и проходил позади маркиза, соусница накренилась у меня в руке.
– И ты пролил соус на спинку его стула?
– О, – протянул слуга, – если бы я испачкал только спинку стула, это было бы еще полбеды!..
– Неужели ты облил и его самого?
– Всю спину, сударь, всю спину…
– И дал ему уйти в таком виде? – воскликнул живописец, едва сдерживаясь от смеха.
– Я боялся, что меня будут бранить, – жалобным тоном заявил слуга.
Развеселившись при мысли, что маркиз разгуливает по улицам с пятном на спине, Либуа прошел в свой кабинет к телескопу.
– Прежде чем отправиться на поиски, посмотрю, что делает моя наяда, – подумал он, приближаясь к прибору.
Красавица предстала перед ним в шикарном капоте – это означало, что она ожидает своего обожателя.
– Ах да, сегодня должен прийти ее возлюбленный, – сказал Либуа, увидев женщину в столь обольстительном наряде, потом прибавил с гневом: – Неужели я никогда не увижу его лица?
В эту минуту часы соседней церкви пробили двенадцать.
– Двенадцать, – продолжал Либуа, – он сегодня опоздал, этот принц Шарман, обыкновенно столь пунктуальный. Но вот и он, должно быть, – мадам уже во всеоружии.
Говоря «во всеоружии» – живописец имел ввиду то, что лицо дамы озарялось улыбкой, а руки вытягивались навстречу гостю. За десять дней наблюдений Либуа изучил все ее приемы.
– Вот и наш ловелас! Увижу ли я наконец что-нибудь, кроме спины? – пробормотал живописец.
Вдруг он подпрыгнул и закричал:
– Черт побери!
Потом, упав на диван, расхохотался:
– Это уже чересчур! Вот так штука! Такого я не ожидал!.. А я жаловался, что вижу только его спину! Мой слуга, надо признать, заслуживает награды!
А произошло следующее. Посетитель стоял по обыкновению спиной к окну, но на этот раз художнику достаточно было спины, чтобы узнать, кто был обожателем его Венеры, – Либуа рассмотрел на спине мужчины громадное пятно от белого соуса.
В Париже, где любят потешаться над чужим несчастьем, прохожие от души хохотали над господином, который шел по улицам с соусом на спине, но никто не сообщил ему о конфузе, чтобы не лишить других удовольствия посмеяться.
Взяв себя в руки, Либуа принялся размышлять: стоит ему при первом удобном случае последовать за Монжёзом, и тот, ни о чем не подозревая, сыграет роль охотничьей собаки и приведет его прямо к убежищу обольстительной дичи. Врожденная честность художника требовала, однако, чтобы, отняв любовницу у маркиза, он дал ему что-нибудь взамен, а потому Поль пришел к следующему заключению:
– В