Обручник. Книга вторая. Иззверец. Евгений Кулькин
результат.
И не только он.
Но и ощущение своей правоты.
Причем во всем сразу и не в каких-то частностях в отдельности.
Разговор был не из тех, о которых распространяются, что они состоялись.
И больше тут присутствовал спор, похожий на разрядку духа.
– Вы – транжира фамильного серебра, – сказал Владимир Ильич, отодвигая от себя массивную сахарницу с изваянными по краям ее ангелами. Ибо хорошо знал того, с кем сейчас вел речь. Он, как говорится, чужой судьбой готов был влезть в свой гроб.
Да, да! Предлагал невероятное: чтобы Ленин очутился в России в гробу.
Тоже в фамильном, как и серебро, из которого они пили чай.
– Давайте остановимся на том, – сказал Ленин, – что дареный сюжет ничему не обязывает. Я никому не скажу, что подобное предложение исходило именно от вас. Но варианты на предложенную вами тему возможны.
Швейцария напоминала вечную невесту на выданье.
Она как бы хвасталась своей ничейностью. Суммировала и хранила в неприкосновенности свои предпочтения.
Но старалась не оглашать их при посторонних, поскольку была наводнена разного рода шпионами и соглядатаями.
Поэтому Владимир Ильич не исключал, что в уютном эмигрантском доме нет такого укромья, из которого пристально не следят за каждым его жестом, не говоря уже о словах, которые, – знали почти все, когда-то канут в хранилище собрания сочинений.
Да, именно сочинений.
Ибо его жизнь будет сплошной книгой со сквозным сюжетом, куда, спрессуясь, уместится время, способное до этого без особых хлопот течь и убывать.
– Есть еще одна мысль, – сказал хозяин застолья, раскуривая ненавистную Ленину трубку, но в своем доме хозяин – барин, – проехать непосредственно через Германию, можно сказать, легально.
– Интересно, но варварски непонятно, – констатировал Владимир Ильич.
– Ну коли совершить обмен баш на баш, как говорят в России, – продолжил очередной, как считал Ленин, выдумщик.
– Озеро на кабак или кукушку на ястреба? – всхохотнул Ленин, вспомнив такую поговорку, которая бытовала когда-то в Казани.
– В России, – тем временем не принимая шуток, продолжил эмигрант, – много интернированных немецких граждан.
Ну, дальнейшее можно было не договаривать.
– Это – мысль! – вскричал Ильич. – Только надо ее подать так, чтобы она изошла бы от тех, кто далек от политических пристрастий.
Ленин, однако, умолчал, что активно разрабатывал план возвращения на родину через Францию и Англию.
Итак возникли какие-то перспективы. Правда, весьма призрачные.
Но это было больше, чем ничего.
Предлагаемое же выглядело не столько сугубо авантюрно, но как-то солидно, что ли.
И он произнес:
– Давайте пробовать.
Дом был покинут тайно, через черный ход.
А в гостиной долго еще горел свет, и если кто-то наблюдал за этим особняком со стороны, тот наверняка был уверен, что беседа грандиозно затянулась, может превратившись в конце концов