Возвращение жизни. Дмитрий Шульман
сказал милиционер.
Здание кинотеатра высокое, но спускаться не страшно. А вот что нас ждет внизу?
– Спускайтесь, спускайтесь! Никто вас наказывать не будет, – повторил милиционер.
Молча переглянулись, Серега пошел первым. Как только он спрыгнул с лестницы, его сразу поймал солдат. Мы задержались, ожидая, что будет с Сергеем? Тот не брыкался, послушно стоял рядом с солдатом. Но это еще ничего не значило: Серегу надо было знать. Когда мы по очереди стали спрыгивать с нижних ступенек, двое солдат и милиционер подошли прямо под лестницу, встречая нас. Вот в это время Сергей и рванул за сараи.
Мы были схвачены и отведены в комендатуру. Дежурный посадил нас напротив, дверь выходила внутрь двора, огороженного глухим забором, там же находился часовой. Бежать было некуда…
Зазвонил телефон, дежурный взял трубку, нахмурил брови, молча зашевелил толстыми губами, как мы поняли, начал повторять то, что ему говорили.
– Машина с песком выехала, саперы отдельно, – он поднял на нас глаза, и брови его полезли на лоб. – Так. Четверо. Лет по одиннадцать-четырнадцать, загорелые. Нет, только трое. Да, трое, у меня напротив сидят. В камеру посадить? – Дежурный недоумевающе посмотрел на нас. – Командир дивизии приказал?.. Отец рядом?! Слушаюсь, товарищ полковник! Есть накормить в камере, товарищ полковник. Так точно, товарищ полковник, родители волноваться не будут, вы сообщите?! Так точно, есть!..
Он положил трубку, уже с любопытством посмотрел на нас:
– А где четвертый? Четвертый-то где?
Мы сидели молча, тихо было и в кабинете, и когда солдат открыл дверь, она заскрипела неожиданно громко.
– Всех в камеру, воды им и хлеба. Вечером, если хорошо будут себя вести, напомнишь, позвоню в часть, привезут на завтрак кашу. – Дежурный чуть усмехнулся, глядя на наши вытянувшиеся от удивления лица. – Ну что, гвардейцы? Подъем и – в камеру шагом марш!
Поднялись, переглянулись. Идти в камеру не хотелось, но открытая перед нами дверь звала, а еще и офицер встал из-за стола, посмотрел строго и кивнул молча в сторону улицы.
Солнце еще не село и, пока мы пересекали небольшой двор, сопровождало нас. В камере пахло свежей краской, сапожным кремом и еще чем-то непонятным. Тяжелые двери закрылись, лязгнул засов. Маленькое зарешеченное окно, широкие, выкрашенные коричневой краской нары, на столе три алюминиевые кружки с водой, три больших ломтя хлеба… И полная неизвестность – когда выпустят?..
Есть хотелось чрезвычайно. Мы долго потом вспоминали, каким необыкновенно вкусным был тот хлеб. Через некоторое время солдат принес нам чайник и буханку черного. Мы дружно набросились на еду, и скоро всех потянуло ко сну. Но тут Игорь вспомнил:
– А как же там наша бомба?
Обсудили разные варианты, но ни к чему не пришли. Примолкли, лежали, ворочались, вздыхали, завидовали убежавшему Сереге.
Продержали нас часа два, почти до темноты.
Идти домой по понятным причинам не особенно хотелось, но возле комендатуры мы увидели моего отца, который разговаривал