Возвращение жизни. Дмитрий Шульман
белая, с мраморными прожилками, ее кожура матово блестела. Стоящая рядом женщина схватила с прилавка мешочек, наполовину заполненный фасолью, и потрясла его:
– А мне и перебирать не надо. Сейчас, мальчик, погоди, вся крупная сверху будет!
Я опять немного растерялся, но буквально на мгновение: бобов нужно было (как у Джека Лондона) купить ровно на два приема пищи. Готовить еду предстояло не дома на плите, хотя она тоже топилась дровами, а на костре, ночью, в лесу…
Дело в том, что у меня имелась тайна, очень секретная тайна: мне надо было себя испытать. Мне безумно хотелось убедиться, что я не трус, а для этого нужно пойти в лес. Он находился в трех километрах от города, и мне уже не раз приходилось там бывать. Но это летом, когда мы играли в войну. Лазили по настоящим окопам, подремонтировали блиндаж, пока лопатой поправляли бруствер, нашли несколько пуль, гильз, патронов. В августе-сентябре в этом лесу росло много грибов: красные подосиновики, крепкие, с коричневыми шляпками подберезовики. И еще там был хутор, очень живописный хутор. Война его не тронула, хотя бои шли рядом, буквально в километре.
Жил там Анатолий Васильевич, учитель физики. Работал он в другой школе, но нас научил многому: как колоть дрова, как разжечь костер. Грибы с ним собирать было одно удовольствие: вроде ходишь за ним по пятам, а получалось, как будто ты сам нашел уже примеченный им гриб. Учил нас быть терпеливыми и старательными: когда бидончик с земляникой не хотел наполняться, а солнце уже стояло высоко, и комары доставали, он просто говорил:
– Ты же мужчина. Ты же хочешь порадовать маму?..
Так вот, тайный план был такой. Я хотел отпроситься у родителей сходить на хутор. Сначала я разведу в лесу костер, приготовлю бобы с беконом, поем… Это днем. Потом я рассчитывал зайти на хутор, погостить у Анатолия Васильевича, но после… не идти домой, а вернуться в лес, вновь развести костер и уже в темноте приготовить себе вторую порцию бекона. Испытанием должны были стать темнота, ночной лес, одиночество, умение обустроить зимой стоянку и приготовить еду.
…Бобов я купил много: белую фасоль у – старушки, пестро-коричневую – у женщины, которая трясла ею в мешке, а потом высыпала на прилавок. Она так красиво рассыпалась-раскатилась, что ее приятно было собирать.
Доброта этих людей согревала в то холодное декабрьское утро все вокруг. «Ивановна» помогла мне аккуратно сложить покупки, и, горячо поблагодарив женщину, я помчался домой.
Уже рассвело, солнце выплывало румяной зарей, мороз крепчал, но мне было жарко. В кармане моего теплого пальто с меховым воротником еще позванивала мелочь, в руках я нес бекон и бобы. Проходя мимо хозяйственного магазина, вспомнил, что мне нужна веревка – длинная, белая, прочная веревка. Взять ее дома было невозможно: одну я уже порезал, на второй мать сушила белье.
В магазине пахло хозяйственным мылом, дегтем, краской, металлом, особенным духом гвоздей.
– Мне, пожалуйста, веревку… белую, самую длинную.
Продавщица не торопясь выплыла из-за прилавка и скрылась в подсобке, откуда потом раздался недовольный голос:
– Ну