Возвращение жизни. Дмитрий Шульман
сейчас темнеет быстро, – сказал он мне, а я неожиданно для самого себя ляпнул, что люблю ночной лес.
Учитель удивленно поднял лохматые брови:
– И когда же ты его успел полюбить, ночной лес?..
– Да я… Я его в книгах полюбил…
– В книгах можешь любить, а домой возвращайся вовремя, – коротко и строго сказал мне Анатолий Васильевич.
Пришлось позвонить домой. Трубку взял папа. Я сказал, что у меня все в порядке, собираюсь домой, но торопиться не буду и вернусь, когда стемнеет. Отец выслушал, уточнил, сколько собираюсь гулять по лесу, ответом остался доволен. Мне пришлось пообещать, что я не буду углубляться в лес, а отойду один квартал и отправлюсь просекой.
В доме было жарко натоплено. Но время не ждало – пора идти. Я и не заметил, как мои валенки поставили на печь – надеть теплые было очень приятно.
Мы вышли на улицу. Во дворе поземка крутила свежий снег. Начиналась метель. Мягкие ремешки на лыжных креплениях приятно стягивали валенок и хорошо держали, лыжи не болтались. Анатолий Васильевич пожал мне на прощание руку, поправил на плече лямку вещмешка, открыл и придержал калитку, пока я выползал со двора.
Ну все, свобода!.. Начиналась тайная часть моего плана. До леса было совсем недалеко – метров двести. В верхушках больших сосен сильно шумел ветер, вороны, потревоженные непогодой, громко каркали, но это было привычно и нестрашно. Снизу легкая поземка-метель вздымала иногда белые паруса. Лыжи скользили, утыкались в небольшие сугробы, но идти было нетрудно и даже радостно.
Это место мне запомнилось еще с осени. На уютной поляне росли небольшие осинки, несколько березок. Осенью мы находили здесь ярко-красные подосиновики и подберезовики с коричневыми шляпками. Зеленый мох, папоротник, шум осиновых листьев, пятнышки желтых березовых… Сейчас ничего не было: снег да голые деревья. И только незаметные осенью маленькие елочки резко выделялись на белом фоне.
Я осмотрелся. Снега много, почти по колено, очень пушистый. Быстро снял лыжи, взял одну обеими руками и очистил ею площадку для стоянки. Наломал лапника, на котором хорошо сидеть возле костра. С топором было бы быстрее, но большой точно не потащишь, а маленький все время лежал на кухне, и его отсутствие сразу бы заметили.
Место для костра очистил от снега очень тщательно, добыл сухих еловых веток. Старательно переломал все принесенное, сложил так, чтобы мелкие веточки были снизу, сверху положил потолще, достал из мешка щепочки-смоляки. Все в костер класть не стал, половину опять завернул в вощеную бумагу и спрятал в вещмешок. На фоне запаха снега, ломаных еловых и можжевеловых веток дым резко, но вкусно ударил в нос.
Смоляки вспыхнули, подхватились и веточки. Костер разгорался, стало понятно, что теперь он не погаснет – не зря летом и осенью мы с мальчишками пекли в костре картошку. Я завороженно смотрел на огонь, он горел очень ярко – настолько, что когда я отвел взгляд в сторону, то испугался темноты.
Сгущались сумерки, и мне показалось, что наступил полный мрак,