Вейн. Инна Живетьева
в конце коридора.
В крохотный номер с трудом втиснулись две кровати. Шкафа не было. Зато в углу, за отдернутой занавеской, стояла лохань, наполовину полная воды. Тетка в переднике опростала в нее из ведра кипяток и оглянулась.
– Вам полить?
– Нет, я сам.
Тетка ушла.
Юрка скинул одежду, подумал – и залез в лохань целиком, подтянув колени к груди. Защипало царапины и ожоги. Вода закрывала по плечи, была обжигающе горячей, но согреться не получалось. Пробирала дрожь, заставляя стучать зубами.
Скрипел под окном сверчок.
Юрка шевельнулся, плеснув на пол. Посмотрел на свои руки в намокших повязках. Надо же, почти не болят, хорошая мазь у Дана. Помогая зубами, развязал узлы. Ожоги выглядели паршиво. Осторожно опустил руки в воду. Кожу пекло, и Юрка начал считать шепотом, стараясь не торопиться. На четвертом десятке он притерпелся. Расслабился, уткнулся подбородком в колени и закрыл глаза. Подумал: завтра будет в Бреславле. Если повезет, послезавтра найдет Виктора Зеленцова и войдет без стука к нему в гостиничный номер. Вейн начнет орать, мол, чего надо, и Юрка бросит ему в лицо: «Дарья Жданова, помнишь?» Он столько раз воображал это – в «Перекрестке», у жузгов, в дубоидном лесу, – что видел все до мелочей: стол, усыпанный крошками, тарелку с объедками, таракана на стене. Чувствовал даже запах – грязного белья и пива. Вот только лицо Зеленцова никак не мог представить. Не получилось и сейчас.
Взвыл во дворе пес. Юрка вздрогнул.
Небо за окном совсем почернело, проступили звезды. Все так же скрипел сверчок. Вода в лохани остыла, и плечи покрылись гусиной кожей.
Юрка вылез, оставляя мокрые следы, дошлепал до кровати и забрался под одеяло. Матрас кололся соломинками, шуршал. От наволочки пахло сухой ромашкой.
Совсем как тогда.
…Весна разгоралась нахальная, ранняя. Юрка и радовался ей, и сердился. Жди теперь майских, пока Ленька заплатит. Конечно, можно приварить на камеру заплатку, но это что слону горчичник.
Обошел лужу, раскинувшуюся посреди дороги. Вдоль палисадника тянулась узкая тропка, и по краю уже пробивалась трава. На заборе сидел черный кот, довольно жмурился на солнце.
– Только спрыгни, животное! – пригрозил ему Юрка. – Я тебе так сплюну через левое плечо!
Кот презрительно дернул ухом.
Калитка оказалась запертой изнутри. Брякнуло железное кольцо, поворачиваясь и поддевая «язычок».
Во дворе ярко желтела кирпичная дорожка. Вдоль нее ходил петух, придирчиво рассматривая оттаявшую землю. Лапы у него были грязными, побледневший за зиму гребень свалился набок. Не петух, а недоразумение. Увидев Юрку, куриный предводитель предостерегающе сказал:
– Ко-ко, – и отступил за поленницу.
Подумаешь, неженка, всего-то с полдесятка перьев из хвоста выдрали.
Дед сидел на крыльце, привалившись к балясине. Под левой рукой на чисто вымытых досках лежали трубка и газета.
Юрка брякнул рюкзак под дверь и с разгону попросил:
– Дед, а давай ты мне поможешь камеру залатать?
Ну, сейчас начнет ворчать, что проще