Сто тысяч франков в награду. Жюль Лермина
этого несчастного, должны первыми дать показания.
– Вы правы, – опустившись в кресло, согласился господин Тирселен и приказал Бланшону вызывать свидетелей.
Граф Керу, опираясь на руку господина Равера, стоял и внимательно слушал, а Мэри-Энн следила за выражением лица почтенного мэра. Жандарм подошел к крестьянам, толпившимся за дверью, и с величественным видом распорядился:
– Выходите те, кто задержал убийцу!
Двадцать человек выдвинулись вперед – все считали большой честью участвовать в аресте музыканта. Но Бланшон, сделав повелительный жест, приказал:
– Матюрен, подойдите к нам и расскажите господину мэру о том, что вы знаете.
Матюрен, краснея, стал протискиваться вперед. Очутившись перед мэром, он потупил взгляд и начал вертеть свою шапку в руках.
– Ну, друг мой, – начал господин Тирселен, – сделайте нам удовольствие, расскажите о том, чему вы были свидетелем. Что вы видели?
– Я? Э… почти ничего… Совсем ничего!
– Разве вы не принадлежите к числу тех, кто задержал музыканта?
– Принадлежу… Но тут дело другое…
– Зачем же вы его схватили?
– Зачем? – переспросил крестьян, еще сильнее скручивая шапку. – По правде сказать, я и сам не знаю! Кричали, что он убил мадемуазель Элен… Вот я и схватил его за шиворот.
– Поступив таким образом, вы исполнили долг гражданина. Я считаю своей обязанностью вас с этим поздравить. Но скажите, где же был музыкант, когда вы его схватили?
– Где он был? Где был… По-моему… А! У ворот парка.
– Откуда он шел?
– Не знаю.
– Он шел от павильона или, наоборот, со стороны полей?
– Я точно не помню…
Уважаемый свидетель, по-видимому, не отдавал отчета в своих показаниях – пришлось вызвать других. Когда, наконец, допросили всех, то картина получилась весьма противоречивая: очевидцы, вместо того чтобы помочь, только еще больше запутывали дело. Однако вывод все же можно было сделать такой: Давид шел быстрым шагом, и шел он от павильона; он сопротивлялся аресту и пытался убежать от крестьян; наконец, у подозреваемого был очень взволнованный вид. Бригадир Бланшон, обыскав Давида, не обнаружил при нем никакого оружия. На руках музыканта следы пороха отсутствовали.
Давид между тем стоял опершись о стену. Казалось, он был погружен в тяжелые и грустные мысли. Был ли он убийцей, размышляющим о последствиях своего преступления, или жертвой навета, равнодушно внимающей болтовне, безвредность которой хорошо понимал? Музыкант вздрогнул, когда его громко назвали по имени – это мэр подзывал его к себе.
– Подойдите сюда, – сказал Тирселен. – Я задам вам несколько вопросов.
Молодой человек поднял голову. Давид озирался по сторонам с видом человека, забывшего, где он находится и какое страшное обвинение довлеет над ним. Он провел рукой по лбу и сделал несколько шагов вперед. Увидев