Темь. В поисках истины. Игорь Николаевич Киселев
что он услышал, возвращаясь в родной мир, и понял, что это была все та же ария теперь уже охрипшего Никитича.
Непонятная тоска накатила на Антона, и, еще не открывая глаза, он почувствовал, каким же маленьким, тусклым и серым, зажатым и скованным было все вокруг, и отчаянно рванулся обратно, к свободному жемчужному сиянию… Но оно исчезло, и оставалось только собственное тело, внутри которого Антон почувствовал себя словно запертым в темнице.
– Спокойно, милок, спокойно, – прогудело над ухом. – Вернулся – и ладушки. А хлопот ты задал нам немало.
Антон открыл глаза. Сидевший возле него Никитич выглядел усталым, и даже его борода, казалось, пожухла. Возле них суетилась Весняна, разливая в чашки какой-то настой, и выглядела она тоже утомленной, даже синева пролегла под зелеными глазищами. Горячий напиток побежал по жилам, заставил встрепенуться каждую клеточку, и Антона начало отпускать. Странно – только теперь он почувствовал, что ничего у него не болит, тело повинуется ему на удивление легко и послушно, и даже ледяной бурав в затылке словно растаял, оставив лишь чувство приятного легкого жжения… Антон приподнялся и сел, вслушиваясь, как энергия горячей волной растекается по телу, напитывая его молодой, нетерпеливой силой – так, что стали покалывать кончики пальцев.
– Вижу, вижу, – удовлетворенно произнес Никитич. – В себя пришел. Хорошо Силы черпнул в Вышемирье.
– Где? – с удивлением спросил Антон.
– Вставай, лежебока, – с ехидством произнесла Весняна. – Сейчас поесть, небось, запросишь. Вот за столом и поговорим.
– К-ха! – робко кашлянул Никитич.
– Ну, куда ж без тебя! – отреагировала Весняна. – Ладно, и тебе тарелку налью… Все-таки целых два часа рыцарствовал. А вот если б Ант не взмолился, да Мокоша на помощь не пришла – пришлось бы нам несладко.
Антон понял, что толку от этих двух пока не добьешься, и решил принять практичное предложение Весняны – тем более, что есть и в самом деле хотелось зверски.
За окнами уже стояла ранняя морозная темь, и от этого в комнатке, напоенной травными запахами, было особенно уютно. Грибной суп, благоухающий так, что кружилась голова, был восхитителен – так же, впрочем, как и оладьи со сметаной. Что там добавляла Весняна – было большим секретом, только Никитич с довольством трогал свой округлившийся животик и ворчал, словно оголодавший кот. Ясное дело, разговоров в столь ответственный момент он не вел.
– Ну, так вот, – сказал Никитич, закончив, наконец, уже казавшийся бесконечным процесс поглощения пищи, и откинулся на спинку массивного дубового стула. – Начнем, пожалуй. Э-э-э… С чего же? Ну, само собой, с меня. Я вот как есть домовой, а Весняна – домовена, внучка то бишь. Усек? – и с любопытством воззрился на Антона: как, мол, переваришь такую новость…
Странно, но Антон почему-то ничуть не удивился. Ему на миг показалось, что он снова свободно плывет в жемчужном тумане, и это была реальность, просто другая, но тем не менее существующая.
– Тебе