Островитянин. Томас О'Крихинь
забирали себе все, что только видели, а хозяев того дома избивали смертным боем. Убили славного юношу, сына моей родственницы с хутора у Мельничного брода, потому как им нечего было у нее взять, женщина она была очень бедная. И в каждый ярмарочный день в Дангян-И-Хуше находилось по шесть-семь человек из Дун-Хына, кому пора было звать священника, когда заканчивались дневные драки.
– И что же их наконец урезонило? – спросил отец.
– А я тебе и это расскажу. Дочь одного из тех бедокуров вышла замуж за парня в Дун-Хыне. Это и было первое примирение между ними. Но еще очень долго пришлось ждать, пока такое случилось, а за то время многие из них почти что перебили друг друга.
– Упокой, Господи, души усопших! – воскликнула мама. – А я-то обо всем этом до сего дня и не слыхала толком.
Приближалось время идти ко сну, и Томаc засобирался. Другие тоже возвращались из домов, где гостили.
Больной палец беспокоил меня еще месяц и, говорю тебе, не давал ни улыбнуться, ни порадоваться. Но я не чувствовал ни малейшей боли или неудобства, пока Томас рассказывал истории. Он проводил у нас каждый долгий вечер. И каждое воскресенье, когда мой отец читал в семье розарий, Томаc тоже повторял вместе с нами слова молитвы и мог без запинки прочитать целую декаду.
Томаc всегда был бедняк. Ему приходилось посылать своего сына в люди в Балиферитер, и тот провел там пять лет, пас стадо – без ботинок и даже без носков. После того как сын ушел в работники, пришло пожертвование из Америки на переезд для дочери Томаса – от дяди, брата ее матери. Она отправилась туда без промедления и провела там пять лет. Тогда им пришлось возвращать сына, но дочка время от времени присылала родителям оттуда денежку, что очень им помогало.
С тех пор как дочь покинула их, старая ведьма из дома напротив поднималась очень рано и часто плакала о судьбе девушки, что неудивительно. У ведьмы никого не было, кроме нее, как и не было тогда никакой надежды, что когда-нибудь она снова ее увидит. И всякий раз, когда я слышал, как она плачет, мне становилось ее очень жаль.
Пароход и армия
Однажды утром, когда соседка встала пораньше, она увидела у входа в гавань рядом с Белым пляжем самый настоящий пароход на якоре, где было полно черных людей, то есть в черной форме и черных головных уборах[41]. Это ее встревожило, и от такого расстройства она бегом побежала к нам и замолотила в нашу дверь.
– Донал! – закричала она.
– Да, – ответил отец. Он подумал, что случилось что-нибудь с ее сыном или с Томасом Лысым. – Что стряслось?
– Там большое судно, внизу, рядом с твоим домом, стоит на якоре, и на нем полным-полно людей в черных формах и высоких шапках[42].
– О, и правда, – сказал отец. – Рано или поздно что-то такое должно было случиться, и, наверно, от домов на Острове к вечеру мало что останется.
– Боже правый! Ничего нет хуже, чем остаться без всякого крова, – вскричала ведьма.
Минутой позже все мы были уже на ногах и мигом вылетели на причал. Как только я добежал
41
23 октября 1879 года судно «Ястреб» пристало к берегу Большого Бласкета с целью сбора налогов. На борту было двадцать вооруженных полицейских. Около тридцати островитянок собралось на скале у гавани. Большинство мужчин в это время ушло на лов рыбы. После того как женщины отбились камнями, полицейские покинули гавань, но, по сводкам происшествий, вскоре вернулись и высадились к северу от деревни. С находившихся там островитянок им удалось удержать в качестве налогов всего пять шиллингов. В результате конфликта правительство признало ситуацию на Острове катастрофической, и годом позже на остров пришли корабли с кукурузной крупой и картофелем. Среди прочих был и тот же пароход «Ястреб».
42
Судя по обмундированию, на остров старалась высадиться английская полиция. Полицейские пытались взимать налоги с жителей островов как в присутствии налоговых инспекторов, так и самостоятельно, в том числе без всяких на то оснований. По опыту островитяне знали, что такая высадка могла закончиться большими денежными поборами, арестами и принудительным выселением. Кроме того, полиция могла открыть по недовольным огонь на поражение.