Рассекающий пенные гребни. Владислав Крапивин
встал у края шеренги.
– Солдаты! На-а прицел!
«Кажется, ведь должны завязать глаза? Черта с два! Не дам!»
Но про повязку, видимо, забыли.
Ружья поднялись. Медленно, вразнобой. Потом правофланговый усач нагнулся и положил ружье.
– Виноват, мой маршал. Я солдат, мой маршал, я не умею стрелять в ребятишек. Лучше уж прикажите встать рядом с ним…
«Вот это да», – подумал мальчик. И будто проснулся. В нем стремительно вырастала надежда.
Остальные солдаты тоже сложили перед собой ружья – как дрова.
– Вы все будете расстреляны по решению военного суда! За неповиновение и бунт!.. Кру-гом! На гауптвахту шагом марш! – В голосе Тюлюппэ прорезались петушиные ноты.
Солдаты повернулись – кто через левое, кто через правое плечо. И шеренга, ломаясь, ушла с площадки (гравий хрустел под сапогами). В спинах солдат был не страх, а облегчение.
– Лей… капитан! Вы мне кажетесь здесь единственным офицером, знакомым с воинской дисциплиной! – Тюлюппэ, видимо, забыл про притихших адъютантов. – Капитан! Я приказываю вам самому довести дело до конца!
Бордо повел плечами. Встал свободно, даже развязно. Провел языком по ярким губам. Откинул полу синей шинели, достал из глубокого внутреннего кармана длинный пистолет. «Почти как мой», – тоскливо подумал мальчик.
Стало тихо-тихо. Все знали, что Бордо отличный стрелок. В тишине он сказал с нарочитым зевком:
– Жаль. Такой красивый мальчик…
Глаза у него были, словно в них капнули оливкового масла.
Бордо заложил левую руку за спину, а правую начал поднимать на уровень плеча.
Впереди масляных глаз мальчик увидел пистолетный зрачок.
Пропуская над собой хлесткий выстрел, мальчик отчаянно выгнулся назад, толкнулся подошвами. Ахнула пустота, завертелся, засвистел мир. Зеленая, завитая в спирали вода понеслась навстречу. Сквозь ее неровную толщу видны были размытые пятна медуз.
Удар о воду оглушил мальчика. Но только на миг. Инерция тянула его ко дну, в тугую зеленую толщу. Потом нестерпимую плотность моря встряхнул, изломал на глыбы чудовищный удар. И мальчик понял в последний миг: это мстительно грянули на дальнем берегу все батареи.
«Господи, зачем?..»
Конец этого рассказа неясен.
Что стало с Витькой, с мичманом Астаховым, неизвестно. Возможно, что после войны он и в самом деле отправился в кругосветное плавание. А потом служил на кораблях нового, уже броненосного флота и, возможно, достиг высоких чинов.
Среди редких уцелевших жителей разгромленного города ходил слух, что одноногий яличник дед Матвей в одном из береговых, заливаемых волнами гротов нашел тело длинноволосого мальчишки. Хотел уже, помолившись, схоронить на берегу, но хлопчик вдруг зашевелился, что-то сказал не по-нашему. Вроде бы, дед выходил найденыша, только почему-то прятал от людей. Вскоре, однако, старик помер, а мальчонку так никто и не видел. Правда это или нет – разве узнаешь? В те времена, в последние дни осады, а затем – в смутные дни перемирия, случалось всякое…
Суд