Складень. Елизавета Иванникова

      Сквозь войну слепую, Боже правый,

      Высшею молитвою храним,

      Прах её с сестрицею Варварой

      Вёз игумен пермский Серафим.

      И вели мятежные дороги,

      Укрывая тайной, как могли,

      Пробивались траурные дроги

      На имперский краешек земли.

      Дальше по морям и океанам

      Путь им устилали небеса,

      И на горизонте осиянном

      Белые вздымались паруса.

      Скрыли мощи в граде безопасном,

      Где над ними плакал Серафим,

      Где могла быть белою и красной

      Церковь при тебе,

      Иерусалим.

      …Звон вечерний золотит долины,

      Гроб Господень в Славе вековой,

      Рядом – храм Марии-Магдалины,

      Где царит завещанный покой.

      Здесь смогли, не ведая предела,

      Её мощи святостью прослыть,

      Ими землю русскую сумела

      Со Святой Землёй соединить.

      Что нам делать

      с мыслью беспросветной,

      Что все храмы наши на крови?

      Утешает нас Елизавета

      Как жена великая любви.

      Ночь тиха, пустынна…

      только где-то

      Одиноко колокол гудит…

      Бабушка моя Елизавета

      У окна раскрытого сидит.

      Ласковые выплаканы очи,

      За детишек Господа моля.

      …Белый-белый светится платочек

      В деревянной рамке жития.

      Как её мне памятно окошко

      В том саду, где вишня и сирень!

      Серебрится лунная дорожка,

      И лежит заштопанная тень.

      Затаилось прошлое…

      Как будто

      Не бывать ни мору, ни войне,

      И о том, что скажет репродуктор,

      Ходики судачат на стене.

      Стрелки их, колючие,

      как спицы,

      Вяжут жизни простенький узор.

      Бабушке и за полночь не спится,

      Может быть, не спится…

      до сих пор.

      В этом странном мире заоконном

      Как бесценный,

      вымоленный дар

      Расстилает бабушка церковный,

      Весь потёртый в сгибах календарь.

      Словно карта мира –

      он огромен,

      Метками повсюду испещрён,

      И других не ведомо ей, кроме

      Этих Богом явленных времён.

      Потихоньку

      в дымке предрассветной

      Вычисляет даты и года,

      В кухне, на клеёнке разноцветной,

      Чей узор не свянет никогда…

      Там, где Волга

      бликами искрится,

      Вижу дом, порушенный давно,

      Сирины, исчезнувшие птицы,

      Заглянуть пытаются в окно.

      Жизнью обозначенные мели

      Понамылись вечности рекой.

      Выбелили певчие метели

      Стены –

      материнскою рукой.

      Общий стол

      под