Избранное. Владимир Мавродиев

      О нём задумываясь часто,

      его не видим мы подчас.

      И ждём несбыточного счастья,

      что где-то там горит, лучась…

      Не ценим радости свободы,

      пытаясь разгадать секрет.

      А счастье – это просто годы,

      нам не оставившие бед.

      А счастье – выйти рано утром

      и синеву вдохнуть легко,

      всем сердцем ощутив минуту,

      минуту счастья своего.

      Ну вот и снег. Грузовикам

      он за ночь наполняет кузов.

      Лежит везде желанным грузом,

      послушный лыжам и рукам.

      Ну вот и снег. Летят легко

      снежинки, радостны и ярки.

      Над улицей и над рекой

      они играют в догонялки!

      Ну вот и снег. Он всё прикрыл –

      листвы опавшей грусть и горечь.

      И обнимает целый город,

      как пара белых лёгких крыл.

      И очень хмурый человек,

      как будто сбросил груз никчёмный,

      стоит, вздыхая облегчённо:

      «Ну вот и снег… ну вот и снег…»

      Среди привычной тишины

      над берегом, у кручи

      стоят они, почти черны,

      корявы, но могучи.

      Была пора: белы, легки,

      вплывали в воздух синий!..

      У их подруги – у реки

      о той поре спросите…

      Ах, белизна!.. Зелёный вихрь!..

      …Кора бугристая и чёрствая…

      Они почти черны. Но чёрными

      никто не называет их.

      Четвёртый день смотрю на море.

      Штормит. Четвёртый день подряд.

      – И что шумит? Ну просто горе, –

      вздохнув,

      рыбачки говорят.

      Четвёртый день трёт тело ветер

      и волны оголтело прут.

      А рыбаки иль чинят сети,

      или за чаркою поют…

      Приезжий я и незнакомый,

      а приглашают в каждый дом.

      Такие здешние законы,

      я постигаю их с трудом.

      Постукивают ставни, двери.

      А морю, видно, всё равно:

      штормит.

      И я уже не верю,

      что успокоится оно,

      что наконец устанет ветер,

      придёт заря – чиста, сильна.

      Но как-то утром,

      на рассвете,

      меня разбудит… тишина.

      Я удивлюсь, я спрыгну с койки,

      я к морю сразу побегу.

      Пустынно будет и спокойно

      на непривычном берегу.

      И, взглядом провожая чайку, –

      как здесь глядят, из-под руки, –

      увижу я:

      забыв про чарки,

      давно уж в море рыбаки.

      …И снова я пришёл к тебе.

      Прости, что снова ненадолго.

      Азовье, ты в моей судьбе

      соединилось кровно с Волгой.

      На Арабатской загораю,

      кидаю