Блабериды-2. Артем Михайлович Краснов
который зимой был всегда закрыт.
Он искал Меца. В курилке я рассказал тому о визитёре, но Мец лишь отмахнулся. За последние недели ему стало значительно лучше, и из странного замкнутого деда он превратился в любимца медсестёр и половины пациентов.
– Что этим южанам от тебя нужно? – спросил я.
– Не знаю. Фанатики какие-то. Делать нечего. Придумывают всякую чушь.
Мысли такого рода его почему-то не заботили и не пугали.
За такими беседами, нелепыми и увлекательными, мы проводили вечера.
Иногда к нам присоединялась Галя – новая пациентка, поступившая в клинику в феврале. Ей было лет пятьдесят и выглядела она занимательно. Её светлые волосы были очень длинными, потому что Галя панически боялась их стричь. Волосы она складывала сложными локонами, напоминавшими чалму.
Её блёклое лицо располагало к себе простотой и застенчивостью. Голубые глаза внимательно смотрели через узкие треугольные щёлки, словно Галя видела исходящий от нас свет. Она была довольно разумной и хотя говорила неспешно, мне почему-то нравилось её слушать.
У Гали была ещё одна фобия: она боялась электромагнитных волн. Это напоминало аллергию на излучения. От разговоров по сотовому её щёки покрывались сыпью, а звук работающего компьютера доводил до зубной боли. В прошлом году Гале пришлось переселиться из городской квартиры мужа в садовый дом, где она прожила почти год вместе с приблудной кошкой Грушей. Угрозой был даже электрообогреватель, поэтому дом отапливался дровяной печкой.
Галя чувствовала заражённость эфира. Может быть, она реагировала не на электромагнитные излучения, а на ту чушь, которую эти излучения переносят. Она не пользовалась телефонами или интернетом, не смотрела телевизор и не читала электронных книг и всё равно казалась удивительно здравомыслящим человеком.
Но электрофобия тяготила её. Галин сын был управляющим московского банка и жил в самом эпицентре излучений. Из-за болезни матери они почти перестали общаться. Галя страдала от невозможности позвонить ему и увидеть внуков.
В курилку она часто приносила металлическую кружку, которую наполняла крутым кипятком из чайника медсестёр – те позволяли Гале такую вольность. Я не знаю, зачем Галя так мучила себя, обжигая об кружку руки до волдырей. Если я пытался помочь, она отнекивалась.
– Галя, давай я изолентой вот здесь перехвачу, – предлагал я.
– Не надо
Галя избегала пластмассы и прочих полимеров.
Иногда я занимал себя изучением документов, которые принёс Скрипка, перечитывал и пытался вообразить мир, который их породил. Представления были обрывочными. Серые робы невольников и пятна тусклого света. Офицерская форма и сверкающие медали. А может быть, нет никаких медалей. Может быть, офицеры неотличимы от невольников. Что они делают? Таскают тяжёлые ящики? Вмуровывают их в стены?
В пятницу вечером я пошёл в душ. Обычно я делал это в течение дня, потому что по вечерам у душевой собиралась очередь, но после длительной прогулки сильно замёрз и почувствовал нестерпимое желание согреться. Зонтик