Пепел острога. Сергей Самаров
понять, однозначно ли поведет себя судьба или даст человеку возможность выбора.
Есть еще много тонкостей в предсказаниях, о которых Всеведа мужу говорила. И главная из этих тонкостей, способная самое страшное предсказание отринуть – жизнь по законам прави. Когда человек живет по прави, то есть по законам, богами установленным, он под защитой богов находится, и на него не распространяется сила предсказаний. Правь сильнее всего на свете, потому что она сама является частицей божественной воли.
Но беда пришла, и неизвестно, кто и как поступил, кто законы прави нарушил, и почему такую страшную, всеобщую беду не удалось предотвратить. Однако Всеведа могла эту же беду и острее почувствовать, и успеть спрятаться, пока еще спрятаться было время, могла и других за собой увести. Поэтому необходимо было искать следы.
Да, пока тел не нашлось, надежда была жива! Нельзя унывать, потому что уныние надежду убивает и рвет связующие нити, которые могут ищущего на правильный путь вывести. А как вести себя, об этом следовало еще подумать и решение найти правильное. Для сотника этот вопрос был сложным еще и потому, что он был здесь не один, и не только о своей семье должен был думать. Он отвечал за людей своей сотни, которые попали в ту же беду, что и он сам. И их бросить нельзя. И они тоже будут искать своих родных. И обязанности сотника следует совместить с обязанностями отца семейства, мужа и отца, защитника своего дома. И потому даже сейчас нельзя уехать в поиск следов одному. Но скоро все соберутся, и решать придется вместе, вместе придется искать следы.
Пройдя посреди остатков стен, Овсень и вокруг дома обошел, вернее, вокруг того, что от дома осталось. И только после этого присел на корточки рядом со сгоревшей скамьей, где раньше так хорошо было посидеть на тихом слегка ветреном закате, глядя в багровое небо и вдаль, за реку через острожный тын, который холм прикрывал по нижней границе и потому был ниже дворовых заборов ряда верхних домов.
Вместе с болью и горечью, теперь уже прочно осевшими в горле запахом гари и помехой при дыхании, нахлынули воспоминания. Четыре громадных тяжелых камня, вкопанных в землю – углы его дома, столбики, как звали их в народе. На них когда-то ставил свой сруб сотник Овсень. Как сейчас помнилось, катили эти камни издалека. Десять дней катили вместе с добровольными помощниками, меняя постоянно ломающиеся палки, которые использовали как рычаги, сменяя один другого, потому что поднять камни было невозможно, и не было телеги, чтобы выдержала такой груз. А катить-то приходилось высоко на холм, хотя не по крутизне обрыва, а с другой, пологой стороны. Сейчас камни почернели, покрылись сажей, но остались на месте и даже не растрескались от огня, а вот избы, что на них стояла, уже нет.
И печь стоит… Тоже почерневшая, уже неживая, принявшая тепла больше, чем смог вместить сам дом… Печь глиняная, битая… Руки сотника ее на ощупь помнили… Сначала делался плотный деревянный каркас для печи, потом в нем глину взбивали. Из каркаса глина никак не выползала