КАРМИН. Александра Липак
Варнас вышел на улицу, и брезгливо оглядываясь по сторонам, поднял воротник.
– Доброе утро, Дядь Миш, – поздоровался Вильгельм, отворачиваясь от ветра, – холодновато сегодня для вашего дела.
Дядя Миша улыбнулся беззубым ртом и зашагал рядом с ним:
– Так вот же я так рассуждаю, мил мой: я вчера подмел – подмел, а сегодня пропущу, а завтра лень одолеет снова пропущу – так и совсем брошу. А тут дисциплина, как, бывало, на заводе. Мил мой, папироской не угостишь дядюшку?
Варнас протянул ему пачку и спросил:
– Не слышали вы вчера ночью вой как будто? Часа в 2 ночи.
– Нет, мил мой, вчера не слыхал, а вообще частенько слыхиваю всякое, – понизив голос, почти прошептал дядя Миша, – так и немудрено, место-то ой какое нехорошее. Я в этих местах, почитай что всю жизнь живу: тут Салтычиха живала в свое время, прямо вот на углу Лубянки и Кузнецкого, а с правой стороны от площади, там была тайная экшпедиция при Катерине Великой: преступники там томились в каменных конурках и пытали их там с великим искусством. Но ты погоди, и то еще не все: в нашем-то родном, вот в этом переулке было кладбище, где хоронили босяков всяких, да самоубивцев, а потому несчастливое это место считалось. Лжедмитрий тут назло похоронил царя Бориса с семьей. Так что, мил мой, то и неудивительно, что ты вой-то по ночам слышишь.
Варнас попытался изобразить что-то вроде улыбки:
– Ну ты, дядь Миш, и скажешь! Все эти ваши поверья…
– А тут, мил мой, и верить то особо не придется, – резко прервал его старик, – тут самому во всем убедиться можно.
Варнас насмешливо посмотрел на него и хотел уже было сказать что-нибудь едкое, но остановился – богобоязненный старик ловко перекрестил его и снова взялся за метлу. Вильгельм брезгливо похлопал себя по плечу, отряхиваясь от этого благословения, и пошел в сторону Рождественки – сегодня ему предстоял длинный и тяжелый день.
***
– Ну как в Кремле?, – вместо приветствия нетерпеливо спросил Коновалов, ворвавшись без стука.
Варнас молча сидел, закинув ноги на стол, и на вошедшего даже не повернулся.
– Так, – ответил он, крепко затянувшись.
– Ну, давай, не мучай меня, дорогуша, и так пол ночи не спал, думал, как ты там справишься, – взмолился Николай.
– Не знаю, с чего и начать. Гирш Аронович принимал. Приехал, видимо, и тут я сразу на него и попал. Удача – иначе не скажешь!
– Гирш! Варнас, ты ж мой антисемитчик!, – захохотал Коновалов.
Вильгельм улыбнулся, возразив:
– Я не антисемит.
– Ну, все, все. Странно, что ты попал не к Каменеву. И что ж там Гирш Аронович, император Петроградский?, – снова прыснул от смеха Коля.
– Я уверен, что именно ему поручили меня принимать, не иначе. Зато вид-то какой удивленный сделал, когда увидел меня! Все же знают про наши недопонимания, и тут – вот! Ильич…
– Что Ильич?
– Ильич ему приказал со мной говорить. А ты знаешь, как он говорит: отчитывал, угрожал.
– Что говорил?
– Да, всякое. Развел свою демагогию: «ты не коммунист,