Гарнизон. Юрий Михайлович Хамкин
план спасения:
– Значит так! Иванов вернётся, ему доложишь. Он Сороке глотку заткнёт. Но на Бога надейся… Сейчас, кого ни встретим, всем будем говорить, что ты устраиваешься в общежитие. Парализуем Сороку и всех других возможных сорок. А вообще имей ввиду: сранья показался и был таков, если, конечно, личный состав разобрали. В рабочее время по части передвигайся как в разведке, от укрытия к укрытию, используя складки местности. Или как сейчас, тайными тропами.
Картанов оглянулся: они шли тропинкой между забором и шеренгой тополей. Через дыру оказались на улице.
– А куда идём?
– Пиво пить.
– Как? 12 часов!
– Самое время. Ты посмотри, какая жара.
По дороге Карташов узнал, что каждый батальон имеет свой чапок. Главное, чтоб на отшибе. Командир с замами обычно пьянствует у монастыря, в десяти кэмэ от города. Там весьма уютный чапок, но и мы не лыком шиты. Это 2-й батальон – ха-ха! – собирается в каком-то вонючем гадюшнике.
– А у нас в училище тоже у всех свои места были, – припомнил Карташов.
Так, болтая, лейтенанты прошли окраинными улочками и уткнулись в приземистое здание. По лестнице – вниз. Мельников толкнул дверь, прошёл вперёд, а Карташов ошеломлённо застыл на пороге: офицеры батальона во главе с комбатом Медюшко сидели за сдвинутыми столами. На столах пиво в открытых бутылках, вобла и шелуха от неё, на полу батареи пустых бутылок. Дым коромыслом. Распаренные лица повернулись ко входу:
– А-а! – радостно закричал комбат Медюшко, – понял службу, лейтенант! Давай сюда, мы вас тут уже давно ждём! Штрафную ему!
– Сообразительный, – хихикнул кто-то, – я на третий день понял.
Карташова усадили, поставили стакан, подвинули пиво, рыбу. Массивный как шкаф капитан, НШ батальона Рогуля достал из-под стола початую бутылку водки, налил прибывшим «двойную»: «Давай!». Карташов поднял стакан, окинул взглядом сидящих и «дал». Свободно. Раскованно. Не морщась. Офицеры рассмеялись: «Свой человек!», «В нашем полку прибыло»… Рогуля тут же доразлил бутылку, заменил на новую, продолжив священнодействие, да так ловко, что во всех стаканах оказалось ровно «на два пальца». Эвакуировав бутылку под стол воззвал: «За молодёжь!», и к Карташову потянулись стаканы, приветствия, улыбки. Карташов чокался, кивал, и чувствовал себя равным среди равных, гордым среди гордых, сильным среди сильных. Расправил плечи, украдкой скосил глаза на новенький лейтенантский погон.
Разговор вернулся в общее русло, неспеша опорожнялись бутылки с пивом. Вниманием завладел тонколиций быстроглазый офицер:
– Стою, никого не трогаю. Тут Черник, наш отец родной. Уже мимо прошёл… вдруг резко развернулся и шасть ко мне: «Товарищ лейтенант, а помните, в прошлом отчётном периоде вы опоздали в строй?» У меня шары на лоб. А он: «Неужели не помните? Мы вам на собрании указывали». «Помню, – говорю, – но больше ведь не опаздываю.» «Правильно, – одобряет, – а если опять опоздаете, мы вам опять…