За Рифейскими горами. Вальдемар Крюгер
в Париж, попытались у себя на родине построить «ледяные горки». Но то ли зима была теплая, то ли на то имелась какая-то иная причина, идея не прижилась.
Если кого интересует вопрос, съезжал ли Наполеон в своих белых рейтузах с «русской горки», в захваченной французами Москве, засунув по привычке правую руку за обшлаг полурасстегнутого сюртука, то к великому сожалению, я не могу удовлетворить вашего любопытства. История об этом умалчивает.
Кстати, первая попытка по использованию «русских горок» произошла в Париже еще раньше, в 1804 году. В 17-м округе Парижа (Le quartier des Ternes) была построена «русская горка». Но после многочисленных увечий катающихся граждан ее эксплуатация была прекращена.
Плохая примета. Комбинация из обозленного русского мужика и чертовски холодной русской зимы, не сулит незваным гостям веселого времяпрепровождения.
Пацанам из деревни Чаловки же, русская зима нравилась. Деревенские сорванцы рыли в сугробах норы, натаскивали в них соломы, играя там весь световой день. А зимний день короток. Не успеешь оглянуться, как выкатилась желтоглазая луна. А там и волки пожаловали, сидят у речушки на отмороженных задах, воют, на судьбу несносную жалуясь.
Выше по течению той самой речушки было в старину становище камасинцев. Они вели, как и другие самодийские народы Саян, кочевую жизнь. Сегодня здесь, завтра там, по горам и по долам. Жили они в чумах, кормились охотой, рыболовством и разведением северных оленей. Как это было у них принято, в каждом камасинском роде, или же как его называли сами камасинцы «кость», был свой шаман. В том роде, что кочевал недалеко от деревни Чаловки, в то далекое время еще заимки Петрована Чалого, шаманскими делами заправляла одна женщина, которую звали Коместай[18]. Имя этой шаманки в переводе на русский язык обозначало «играющая на хобысе».
На музыкальных инструментах – хобысе[19], чатхане[20] или же всем известном бубне, играли только шаманы, и они все были мужчинами. Так что Коместай являлась очевидным исключением из правил. Это было настолько знаменательно, что ее именем нарекли ту небольшую речку, что вливалась в Агул чуть выше Чаловки. Звалась эта речка – Коместайка. Камасинский род же, к которому относилась Коместай, звался Ниги (Н‘игəзенг), что означало Орел.
Шестьдесят лет назад все камасинцы рода Ниги (Орла) отправились к праотцам. Оспа, это страшное проклятие всех коренных народов Сибири, свела их в могилу. Но один мальчик все же выжил. Русские охотники нашли его оголодавшего в тайге, невдалеке от разоренного оспой стойбища. Семилетний малыш едва держался на ногах, не понимая случившегося с его родителями и другими людьми их рода. Охотник нашедший этого мальчика, усыновил его, и он вырос в русской семье с одногодком сводным братом. Мальчика окрестили русским именем Захар, дав ему камасинскую фамилию Ашпуров из рода Ниги (Н‘игəзенг).
От него и пошли в Чаловке Ашпуровы.
На следующее утро
Материалы 2-й международной конференции по самодистике, Санкт-Петербург, 2008, «Личные имена в камасинском языке», С. 129., Герсон Клумпп.
Хобыс или хомыс – старинный двух-, реже трехструнный щипковый инструмент, длиной 60–73 см, тип лютни. Его резонаторный корпус (круглой или овальной формы), шейка, головка – выдалбливаются из цельного куска древесины, чаще всего кедра. Струны из конского волоса или кишечные, шейка без ладов, головка с деревянными колками. Дека кожаная с 2–5 резонансными отверстиями.
Чатхан – многострунный щипковый музыкальный инструмент, имеющий от 3 до 12 струн, сплетенных из конского волоса, чаще же имеет 7–8 струн. Корпус-резонатор в форме продолговатого ящика, чаще без дна, с прикрепленными вдоль струнами, изготавливается из цельного куска дерева кедра. Напоминает цитру – национальный инструмент в Альпах.