Тридцать три – нос утри…. Владислав Крапивин
место… Ленка Костюшку в охапку да бежать… И ничего не говорила цельную неделю. Вчерась только призналась. Мы с бабкой спрашиваем: а где этот пионер-то, хоть спасибо сказать ему. А она ревет: “Не знаю”, – говорит. А потом очки мне дает. “Только вот они, – говорит, – у воды в песке нашлися”… Уж не тот ли это парнишка, упаси Господь, про которого сказывают, что утонул:
Платон Андреевич взял очки.
– Тот…
– Пресвятая Богородица, прости нас грешных, беда какая… Цельный день в поле, разве углядишь за ими окаянными… – Села на ступень, концы косынки прижала к щекам…
Как Глебка это смог? Каким отчаянным рывком он, совсем не умеющий плавать, преодолел хотя и узкую, но быструю Лебедку? Наверно, с последней силою толкнул бестолкового Костюшку на отмель (и при этом слетели очки), а сам от отдачи – на глубину… Обнаружили его быстро: колхозный сторож за поворотом реки рыбачил посреди русла, и тело зацепилось за лодку…
Наступила справедливость.
Был теперь Глеб Капитанов не утонувший по своей вине нарушитель дисциплины, а барабанщик-герой, который ценою жизни спас двухлетнего мальчишку.
Про это написали письмо Глебкиной маме, и подписался весь третий отряд.
На вечерней линейке Платон Андреевич сказал:
– Значит, не зря он, да… Это, конечно, меняет картину. И мальчик тот, Костя, будет жить ради нашего Глеба… Но все-таки, родные мои, будьте вы, пожалуйста, осторожнее. Очень уж больно это, когда героями делаются в десять лет. Это нашей мирной жизни вовсе даже лишнее…
Накануне отъезда Валентина позвала Виньку.
– Ты вот что, Греев… ты возьми очки Глеба. Вы ведь были друзья. Пусть будут на память… Или его маме отнесешь. Пусть хранит…
Винька взял очки осторожно, даже с опаской. Глебки нет, а они… вот… все такие же…
Стекла были круглые, в оправе из тонких пластмассовых ободков. А дужки – длинные и гибкие. Они мягко зацепились за Винькин мизинец.
– Я… ладно. Отнесу…
Дом над оврагом
Винька не отнес очки Глебкиной маме. Он смалодушничал и схитрил…
Сперва-то он твердо решил, что отнесет – сразу, как вернется из лагеря. Ну, не совсем сразу, а на следующий день. Виньке казалось, что это его долг. При таких мыслях он даже испытывал печальную гордость.
Вернулись в воскресенье, а утром в понедельник Винька и в самом деле пошел на Октябрьскую улицу. Прошагал через весь город и оказался в пристанском районе. Глебкина улица тянулась над речным обрывом.
Адреса Винька не знал. Он понимал, что самое правильное – пойти на станцию Река и спросить диспетчера Капитанову. Если ее нет на работе, то скажут, где живет.
Но тут сомнения и страхи, которые и раньше копошились в душе, стали сильнее решимости.
Что он, Винька, скажет, когда увидит Глебкину маму? Она, конечно же, сразу заплачет. А он? Будет стоять и переминаться? Или… тоже?
У Виньки заскребло в горле. Он сердито зашагал по Октябрьской и вышел на самый край обрыва.
Отсюда