Тридцать три – нос утри…. Владислав Крапивин
у нее Глебкин фотоснимок.
“Как ты думаешь, можно так сделать?” – спросил Винька у Глебки, который будто бы тихо дышал рядом.
Глебка молчал – кажется, с согласием. По крайней мере, без осуждения.
Винька убрал маленькую линзу в карман. А очки прицепил на грудь – дужкой за перемычку между лямками. Уже по-хозяйски. И встал. Сомнения отступили. И пока они не подкатили вновь, надо было заняться делами.
Самое первое – даже не телескоп. Сначала необходимо было обустроить свое летнее жилище. Во дворе дома над оврагом.
Приехав из лагеря, Винька узнал, что концом ремонта “еще и не пахнет”. Так сердито сообщила мама. Отпуск, который мама взяла специально “под ремонт”, кончился, помогать рабочим и подгонять их она уже не могла, а знакомый прораб Василий Семеныч слег с радикулитом.
По этой причине мама встретила Виньку без особых восторгов. Порадовалась, конечно, (“Ух как вырос, как загорел”), но тут же озабоченно сказала, что жить ему придется у Людмилы, потому что в их собственной квартире черт ногу сломит.
– А ты?
– А я уже привыкла к этому бедламу…
Винька помнил, что “лучшая помощь – это не мешать взрослым людям”, и спорить не стал.
Сестра Людмила с мужем Николаем и маленькой Галкой снимали комнату в старом доме на улице Зеленая Площадка. Но если говорить точно, дом стоял не на улице, а за огородами, над самым оврагом.
Овраг тянулся через весь город, а здесь было его начало. “Хвост” оврага упирался в железнодорожную насыпь. Из-под нее, из бетонной трубы, вытекала похожая на простой ручей речка Туринка. Текла она и выше, за насыпью, среди болотистой ложбины по окраине поселка Малая Сортировка. А здесь, в овраге, Туринка местами пряталась среди густой осоки, ольховника и дикой смородины. Журчала там, бормотала.
Заросли пахли сыростью. Но они тянулись только вдоль речки. А склоны оврага были без единого кустика, травянистые.
По другому берегу оврага шла Вокзальная улица. Там, где она кончалась, сумрачно краснела громадная кирпичная церковь без колокольни. Теперь в ней был цех Завода пластмасс имени Кагановича. Если ветер дул с той стороны, от завода пахло не очень-то хорошо. Зато на свалке, ниже бывшей церкви, можно было отыскать интересные вещи: целлулоидных кукол, медвежат и рыбок, пластмассовые портсигары и гребешки, автомобильчики и пистолетики, пудреницы и шахматные фигурки. Все это помятое, со следами брака, но для игры вполне пригодное.
Попадались там и куски блестящего пластика – синие, малахитовые, лимонные, алые. Винька однажды собрал из них целую картину-мозаику: желто-красный самолет в бирюзовом небе над изумрудной поляной с цветами. Жаль только, что скоро картина осыпалась: конторский клей плохо держал на картоне пластмассу…
Дом, в котором жила сестра, был очень старый и несуразный. Приземистое длинное строение с горбатой крышей и кривыми окнами на разном уровне. Стены кое-где были обиты досками или фанерой, а местами темнели щелястые бревна. Хозяйка дома Евдокия Федотовна