Тридцать три – нос утри…. Владислав Крапивин
для посторонних делом.
Это существо пахло угольным дымом, теплым железом, просмоленным деревом шпал и масляной смазкой. Запах долетал сюда, наверх, и смешивалося с привычным запахом лета: речной воды и песка, ромашек и клевера, тополей и сохнувших на солнце поленниц.
Была во всем этом завороженность и сказочность. Ясно, почему Глебка в лагере уходил к Лебедке: его тянуло на берег. Пускай он там невысокий, без всяких паровозов, но можно ведь было сидеть и вспоминать. Можно было смотреть на бегущую воду и представлять движение составов… И Глебка сидел и смотрел. Сквозь эти вот очки…
Винька вынул очки из нагрудного кармана и надел.
Он поступал так уже не первый раз. Вначале это было трудно – приходилось преодолевать суеверное опасение. И Винька преодолевал – он не хотел, чтобы хоть что-то связанное с Глебкой внушало страх. От Глебки – только хорошее.
И теперь надел он Глебкины очки спокойно, как свои.
Хотя какие там свои! У него-то, у Виньки, зрение было отличное без всяких очков, а за круглыми стеклами весь мир размазался в зыбкие цветные пятна. Кучевые облака над рекой растеклись желтым киселем.
Зато, если снять очки и смотреть в одно стеклышко как в лупу, близкие предметы виделись увеличенно и четко. Винька поразглядывал засохшую ссадину на колене и севшее рядом с этой ссадиной семя одуванчика. Потом – головку клевера и божью коровку на сухом стебле. Надо было сказать: “Божья коровка, улети на небо…” – “Они летают только при солнышке…”
Сейчас было яркое солнце, и божья коровка послушалась. Улетела… Куда?
Может, на то самое небо, где теперь Глебка?
Пионер Винцент Греев прекрасно знал, что такого неба нет. Не бывает никакого небесного царства, все это выдумки неграмотных людей и попов-обманщиков. Смешно даже думать, что может быть иначе!
Но и признать, что Глебки нет совсем-совсем – тоже не получалось.
Иногда казалось, что Глебка рядом. Оглянись – и вот он. Или, когда закрываешь глаза перед сном, он садится на край постели, можно дотронуться. Это было совсем не страшно. Это было… хорошо. Винька порою даже разговаривал с ним – шепотом или просто мыслями. Спрашивал о чем-нибудь, а Глебка отвечал. Иногда согласным молчанием, иногда незаметным кивком…
И вот сейчас он будто присел слева от Виньки.
– Я еще побуду здесь немного, ладно? – шепнул Винька. Глебка понимающе нагнул голову.
Винька вытащил из кармана ковбойки небольшое выпуклое стеклышко. В лагере такие были у многих. С их помощью солнечными точками выжигали на сосновых тросточках узоры, а на деревянных лавочках – свои имена.
Очки Винька взял в левую вытянутую руку, а маленькую линзу поднес к глазу. Навел стекло на стекло. Получилось, будто объектив и окуляр. Если вставить стекла в трубку – будет телескоп.
Чертеж такого телескопа Винька нашел в последний лагерный день. Ждали машину, Винька в пионерской комнате от нечего делать листал старые “Затейники” и в одном увидел схему и рассказ,