Чаша. Татьяна Батурина
превозвышенный слог?
Переславль, Переславль!
И землицы твоей, и водицы
Хватит детям и внукам.
И далее вызволит Бог.
К молитве Иоанна Дамаски́на
Всяк сон встречаю как последний:
Проснусь ли утром на одре
Иль во гробу? И Ангел бледный
Затеплит свечку в серебре…
Скорбей достойная и муки,
Страшусь Господнего суда
И, к небу воздевая руки,
Прощенья чаю навсегда.
О, Господи, ничтоже дивно,
Когда ты милуешь святых,
Но удиви на мне наивно
Своё раденье о простых!
Да просвети мне, Боже, очи,
Чтоб возмогла на мир смотреть,
Как мал-дитя на образочек,
Да не усну навеки в смерть.
Сéргий из Радонежа – или из вечности?
И шелестность лесов, и речек перекрестье,
И древностная тишь лесного забытья…
Дай, Господи, на жизнь не здравия, но чести
И зрения грехов во скудости житья!
И дал Спаситель всё, о чём просил отшельник:
Дар плача.
Возрадев о горней Купине,
Во тлене слёз обрёл искательный моленник
Безмолвие – устам, терпение – спине.
И долго жил один, и первый сомолитель
И инок был слепец, нашедый здесь притул,
Потом пришёл юнец – и так росла обитель
Смирением того, кто молча спину гнул.
Пустынники всё шли, и северному ветру
Подобен был их путь на Сергиев светец,
Ведь авва собирал и принимал на веру
Ему самим Христом доверенных овец.
Такая в нём была владетельная сила,
Что сам московский князь явился к чернецу,
И вся Святая Русь чрез князя вопросила:
– Чему, родимый, быть – кончине иль венцу?
Чему ни быть, судьба – на Куликовом поле,
И авва отвечал: – А есть иная доля?
Молитвой и постом сильна Христова рать
И сызмала проста – где поле, там и воля!
А сколько тех полей, где дóлжно умирать!
И Сергий возгласил: – В Твои, о Боже, рýце
Прими и жизнь, и смерть сих жертвенных сердец!
Для райской купины венки в полях плетутся,
А для Руси – один спасительный Венец.
Старец Николай Гурьянов
Кто знает всё, тот ничего не знает,
Кто ничего не знает – знает всё…
Объемлю ныне сердцем остров Зáлит,
О коем раньше знала то да сё…
Путей не чая, положась на Бога,
На трепетное русское авось,
Да после суемудрого пролога
Судьбы, когда дороги вкривь да вкось
Влеклись, сердечной пылкостью влекомы,
Неведомо, негаданно куда,
И вертопрашней ветошной соломы
Размётывались по ветру года…
Да, после черновых правдоисканий
Мне светлый остров путь прегородил
Высокостями