Все меняется. Элизабет Джейн Говард
минутку, потому что из дальнего конца коридора, справа, еле слышались всхлипы, и он понял, что это плачет Рейчел. В голове мелькнуло сходить к ней, но он отверг эту мысль. Иногда, а может, и всегда горе должно иметь возможность выплеснуться в уединении.
А ему пора на выручку к Клэри: он был готов поклясться, что иначе она уснет на промокшей насквозь подушке.
– Не бывать этому никогда!
Она вся накрутилась на папильотки, то есть намекала ему, что не хочет сами знаете чего.
Они пили по последней за день чашке чаю, он – с клубничным пирогом, устроившись в нижней комнате их коттеджа. Она все сокрушалась, что десерт так и не доели, но они же в трауре, и как подумаешь, что хозяйка лежит в доме наверху, сердце кровью обливается.
– Сегодня днем ее увезли. Айлин видела.
– Что же ты меня не позвал?
– На станцию как раз ездил за мисс Сидней.
– Так я же рядом была, в кухне. Она могла бы и кликнуть меня.
– Это она не подумавши, – он обрадовался, скинув с себя вину. – Но помяни мое слово, – продолжал он, – раз хозяйка преставилась, это уже совсем другое дело. Для одной мисс Рейчел дом слишком велик. Вот я и говорю, что от него могут отказаться, – он сидел напротив нее в рубашке и подтяжках; галстук он снял, едва вернувшись в коттедж.
Мысль о последствиях, которые все это будет иметь с точки зрения прагматизма, поразила обоих одновременно, но они промолчали. Он – потому что у него просто не было сил искать выход (коттедж, конечно, уйдет вместе с домом), она – потому что ей казалось, что это было бы непочтительно.
– Долгий у тебя выдался день, – наконец сказал он. – Пойдем-ка наверх.
Она грузно поднялась со своего стула. Туфли она сняла перед тем, как сесть, и теперь была обута в шлепанцы в форме чудовищно широких бобовых стручков. К концу дня ее страшенные натоптыши и шишки так раззуделись, что боязно было шаг ступить даже по ровному полу, не то что по узкой и крутой лестнице, ведущей в их в спальню.
Но он пошел впереди и протянул ей руку, чтобы помочь.
– Как бы там ни было, у тебя всегда есть я, – сказал он, глядя на нее сверху вниз скорбным собачьим взглядом.
Угроза? Обещание? Как всегда, когда он так выставлялся, ее охватила сначала досада, а потом чувство снисходительности. Это за ним нужен пригляд, и она это понимала, но он ведь хотел как лучше.
– Знаю, – ответила она. – Знаю, что есть.
– Понимаю, это расхожее оправдание, но моя бабушка действительно умерла, и я в самом деле хочу поехать к ней на похороны.
Редактор окинула его недоверчивым взглядом.
– Невилл, насколько я помню, за последний год у тебя уже несколько раз умирали бабушки.
– Да, но это по-настоящему. – Он обворожительно улыбнулся. На нем был черный бархатный, изрядно заношенный пиджак, белая рубашка с расстегнутым воротом, вельветовые, некогда черные брюки и теннисные туфли. – Время от времени каждого из нас настигает реальная жизнь. Или,