Всё рифмуется. Галина Маркус
вещей… и тобой отведённого взгляда.
Всё так пусто и ясно. Не будет других примечаний.
Разветвленье дорог затерялось в одном из сугробов.
Если это печаль… нет причины у нашей печали.
Если это довольство – то чем мы довольны так… оба?
Для чего тосковать? Позади белый город и вечер,
и ветрище – такой, что казалось, обрушатся крыши.
Но – прошёл стороной,
и мне сравнивать, стало быть, не с чем,
разве только с надеждой, что ты меня всё ещё слышишь.
Застарелой лыжней время тащится дальше по кругу,
И как небо в мороз, моя совесть чиста. Но водою,
подо льдами укрытой, застынет судьба. По заслугам!
С этой совестью чистой, мой милый, тебя я не стою.
*** (меня ты узнаешь легко)
Меня ты узнаешь легко
в сумбуре роящихся улиц,
людской меня схватит поток
и выплюнет, как несъедобное.
Пальто мне всегда велико,
гримасой привычною хмурюсь
от новых и старых тревог,
да обуви неудобной.
Сквозь страны и через века
судьбы предписанием сложным,
виляя в случайностях дня,
на ощупь ступая впотьмах
идём мы друг к другу, пока
не станет однажды возможным,
что ты повстречаешь меня,
узнаешь в бессчётных мирах.
В том месте, где треснут асфальт,
и брошен пакет из-под сока,
ты сделаешь двадцать шагов
на север. И сразу поймёшь,
что это действительно я,
стою тебя жду одиноко
минуту и пару веков!
Узнаешь.
И мимо пройдёшь.
*** (ты меня не ищи)
Ты меня не ищи. Я по узкой лыжне проводов
ухожу мимо окон слепых, замороженных разом
только фразой одной…
Той негромкой и будничной фразой,
погасившей огни всех идущих навстречу домов.
И дома, растворяясь в картонной тоске позади,
бестолково таращатся в небо пустыми глазами.
Этот город написан в коричневом цвете гризайлью,
и на плоскость его никому вслед за мной не взойти.
Это вовсе не дождь, это белый густеющий клей.
Он стекает с зонта, обливает покатые крыши.
Если я не уйду – ты меня никогда не услышишь,
ты меня не ищи… не ругай и не слишком жалей.
Ты меня не ищи, раз найти до сих пор не сумел.
Далеко на краю под названием «там, где нас нету»
в автомате кофейном налью себе крепкого цвету,
пожую, запивая, зефирный рассыпчатый мел.
Клей застывший на зонтике треснет, пойдёт кракелюр.
Может быть, я найдусь – только если ты правда захочешь
не оставить меня навсегда в нарисованной ночи,
в тот момент, как художник закончит картину свою.
«Не ищи меня…»,