Подстреленный телефон. Мария Фомальгаут
костры, слушали песни Странствий, смотрели на звезды.
Сегодня мне показали картину.
Луиза показала.
Осторожно.
Из-под полы.
Странная картина, на которой не было неба, совсем не было, и стены домов со всех сторон, я первый раз такое видел, чтобы стены были со всех сторон, – ну два дома рядом, ну три дома, ну не четыре же.
Потом казнили Луизу.
Я так и не понял, за что, и вообще, это было неправильно, нет, ну я понимаю, других казнят, за ересь там, еще за что, но не Луизу же, потому что то другие, а то Луиза…
Кто-то где-то когда-то мимолетом шепнул мне, что там, на картинке, было не четыре дома, а один. Этого я уже никак не мог понять, как четыре стены, прижатые друг к другу, могут быть одним домом.
Не могут.
Просто.
Не могут.
Шли по дороге.
Боялись остановиться, боялись замешкаться, боялись того, что подкрадывается сзади, хотя никто никогда не видел, чтобы что-то было там, сзади, но раз шли от чего-то, значит, что-то было, как же иначе.
А завтра казнят этих.
У которых нашли два подсвечника.
Это один из советников сказал, что если подсвечники у них – значит, этих двоих казниь надо.
Тут уже мы не выдержали, вмешались, почему за подсвечники казнить, что за дела такие.
Ну как же, говорит советник, видели вы, чтобы такие штуки где-нибудь снаружи валялись? Не видели, то-то же. Значит, где они их взяли? В доме. То-то же. Значит, в доме были, а где это видано, чтобы в доме бывать?
Тут-то у советника и спросили, а ты-то сам откуда знаешь, что в доме такие штуки есть? Советник еще отпирался, ну, знать не знаю, а откуда им еще быть, на улице же нигде такого нет…
На эшафот отправили всех троих, и этих, которые с подсвечниками, и советника тоже.
И правильно.
Потому что нечего тут.
Потом спохватывались, тихонько думали про себя, а откуда вообще это слово взялось, подсвечники, а ведь взялось откуда-то, как будто…
…нет, нет, не думать…
Вечером судили да рядили, можно ли собирать что-то на крыльце дома, фонари, например, чтобы удобнее освещать путь, или там коврик какой взять – наконец, решили, что можно, но только по большим праздникам, и вообще не очень-то увлекаться, а то мало ли.
Потом пропали четверо.
Нам сказали – ушли в дома.
По вечерам осторожно перешептывались, а что там дальше с ними случилось в домах, а живы они вообще или нет, да нет, конечно, вы сами подумайте, как в доме можно остаться в живых, это же дом… Смотрели на огни, которые зажигались в домах по вечерам, волей-неволей искали движение силуэтов, не находили.
Потом была Кора.
Это было странно, тем более странно, что Кора ничего не знала про дома, и не говорила про дома, и вообще немыслимо было сопоставить, чтобы Кора – и дома. Это же не Луиза, которая осторожно показывала картину с не то с четырьмя домами, не то с одним домом, и не Аглая, у которой был подсвечник неведомо где найденный. Это была Кора, у которой