Проклятое время. Габриэль Гарсия Маркес
голову на подушку.
Вдова молча вздохнула, задумалась и подытожила, имея в виду, конечно, не весь городок, лишь некоторые семьи своего круга:
– Ужас нашего городка в том, что мужчины отправляются в горы, а женщины предоставлены самим себе.
Роберто Асис засыпал. Вдова смотрела на заросший щетиной подбородок, на удлиненный нос с хрящеватыми крыльями и вспомнила покойного мужа. Адальберто Асис тоже был подвержен приступам отчаяния. Он был исполин, горец, который лишь один раз в жизни надел на пятнадцать минут целлулоидный воротничок, чтобы позировать для дагерротипа, пережившего его и стоявшего теперь на ночном столике. О нем говорили, что в этой же самой спальне он застал со своей женой мужчину, убил его и зарыл труп у себя в патио. На самом деле было совсем другое: Адальберто Асис застрелил из ружья обезьянку-самца, которая сидела на балке под потолком спальни и задумчиво теребила свой уд, взирая, как переодевается его жена. Сорока годами позже он скончался, так и не сумев опровергнуть сложенный о нем миф.
По крутым ступеням казармы поднялся падре Анхель. На втором этаже, в глубине коридора, увешанного винтовками и патронташами, лежал на походной раскладушке полицейский и читал. Он настолько увлекся чтением, что заметил падре только после того, как тот с ним поздоровался. Полицейский свернул журнал в трубку, приподнялся и сел.
– Что читаете? – поинтересовался падре Анхель.
Полицейский показал ему заглавие:
– «Терри и пираты».
Падре внимательно осмотрел три бетонированные камеры без окон с толстыми стальными решетками вместо дверей. В средней камере спал в одних трусах, раскинув ноги в гамаке, второй полицейский; две другие камеры пустовали. Падре Анхель поинтересовался, где Сесар Монтеро.
– Там, – полицейский кивнул в сторону закрытой двери, – в кабинете начальника.
– Я могу с ним побеседовать?
– Он изолирован, – сказал полицейский.
Падре Анхель не спорил, а спросил только об условиях содержания заключенного.
Полицейский ответил, что Сесару Монтеро отвели лучшую комнату казармы, с хорошим освещением и водопроводом, но уже сутки, как он отказывается от пищи. Алькальд заказал для него еду в гостинице.
– Боится, что в ней отрава, – объяснил полицейский.
– Вам бы следовало договориться, чтобы ему приносили еду из дому, – посоветовал падре.
– Изолированный не хочет беспокоить свою жену.
Словно обращаясь к самому себе, падре промолвил:
– Надо об этом поговорить с алькальдом, – и направился в глубину коридора, где помещался кабинет с бронированными по приказу алькальда стенами и дверью.
– Его нет, – сказал полицейский. – Уже два дня сидит дома, у него зубы болят.
Священник отправился навестить больного. Алькальд лежал, вытянувшись, в гамаке; рядом стоял стул, на котором были кувшин с соленой водой, пакетик анальгетиков и пояс с патронташами и револьвером. Флюс не опадал.
Падре Анхель подтащил стул поближе к гамаку.
– Ясно,