Девятое сердце земли. Тери Аболевич
выстрелил и попал заключённому в грудь – тот упал, но остался жив. Тем временем третий приговорённый тоже кинулся на стрелка, но неуклюже пошатнулся, сдерживаемый тяжестью павших товарищей. Майор Таубе, солдаты и конвой стояли, не шевелясь. Конмаэл быстро зарядил третий патрон и нажал на спусковой крючок. В наступившей тишине звучали глухие хрипы второго казнённого, который был ещё жив. Изо рта у него пошла кровавая пена, он задыхался и вздрагивал.
– Дайте ещё патрон. – Конмаэл удивился тому, как твёрдо прозвучал его голос, хотя внутри всё клокотало и подпрыгивало.
Сержант посмотрел на Таубе, тот кивнул.
Конмаэл, не колеблясь, оборвал мучения раненого, и тот затих, устремив потухший взгляд в серое небо. На этот раз воображение не нарисовало Форальбергу никаких отходящих душ.
Оставалось ещё двое заключённых.
Ими оказались мужчины – слишком полные, чтобы быть солдатами, слишком запуганные, чтобы сказать что-то внятное.
Конмаэл уложил их двумя быстрыми и точными выстрелами. Он видел их страх и небрежно избавил их от этой непосильной ноши.
Когда работа была сделана, майор подошёл к Конмаэлу и забрал у него винтовку.
Ничего не говоря, он собственноручно снял с него кандалы, потом достал из кармана дневник Форальберга, так же молча отдал ему и удалился.
Когда Конмаэл вернулся в казармы, солдаты из его отряда смотрели на него с осторожной заинтересованностью. Они не мыслили увидеть его ни свободным, ни даже живым.
Он молча прошёл к своей койке, убрал дневник под матрас, лёг и стал смотреть вверх. Он ощущал на себе любопытные взгляды, но ему было всё равно.
– Что с тобой было, Форальберг?
Конмаэл повернул голову в сторону вопрошавшего и обвёл взглядом остальных, собравшихся у его койки.
– Мы не думали увидеть тебя снова, – подал голос другой солдат.
– Но увидели.
– Что Таубе сделал с тобой?
– Тебя пытали?
– Ты видел пленных?
– Зачем ты так поступил?
– Как там, в тюрьме?
Конмаэл растерянно смотрел на загалдевших солдат. На половину вопросов он не знал ответов, на другую половину отвечать не хотел.
– Сделал, потому что сделал. – Он нахмурился и отвернулся, давая понять, что не желает расспросов.
– А я считаю, что ты слабак, – издевательски ухмыльнулся тонкий долговязый рекрут.
– Считай.
– Ты что, не понял, Форальберг? Ты слабак. Или, может быть, ты хочешь служить в другой армии, по ту сторону фронта?
Конмаэл повернул голову и посмотрел ему в глаза. Помолчал, обдумывая что-то, но не проронив ни слова опять отвернулся.
– Болезный он какой-то, видно, с головой в разладе. – Обидчик несильно ткнул лежащего в плечо и собрался уходить.
Это было ошибкой. Слова не трогали Конмаэла, но этот жест будто вышиб одну из костяшек домино в хрупкой конструкции, и равновесие было нарушено. Всё, что он испытал за последние дни, заполыхало внутри, желая сгореть без остатка и обернуться пеплом.
Конмаэл